Шырав

Коробин

Коробин сӗтел патӗнче темӗнле хутсем майлаштарса тӑрать.
Коробин стоял у стола, перебирая какие-то бумаги.

«Коробин мана кинора тупни лайӑх пулчӗ-ха!» — шухӑшларӗ Вершинин, темскершӗн савӑнма пӑрахмасӑр.
«Хорошо, что Коробин нашел меня в кино!» — не переставая чему-то радоваться, думал Вершинин.

— Иван Фомич, эпир хамӑр ҫынсене парти юлашки пленумра лартнӑ тӗп задачӑна татса парассишӗн кӗрешме ҫӗклетпӗр, — хӑйне Пробатов каласа кӑтартакан секретарьпе танлаштарасран хӑранӑ пек, каллех тӳссе лараймарӗ Коробин.
— Мы нацеливаем своих людей, Иван Фомич, на решение главной задачи, поставленной партией на последнем Пленуме, — снова не выдержал Коробин, как будто опасался, что его сравнивают с тем секретарем, о котором рассказывал Пробатов.

«Эпӗ ӑна нихҫан та кунашкал демагогла хӑтланма пултарать теменччӗ!» — Вершинин, хӑй именнине кӑтартас мар тесе, Коробин ҫине хӑюллӑн пӑхрӗ те, вӑл ӑна ҫамрӑкла хӗрӳлӗхшӗн каҫарнӑ пек, кӑмӑллӑн йӑл кулнинчен тӗлӗнчӗ.
«Я никогда не думал, что он способен на такие демагогические трюки!» — Вершинин поборол свое смущение, смело взглянул на Коробина и поразился добродушной улыбке, как бы прощавшей ему его юношескую горячность.

Коробин ун ҫине ҫиллессӗн пӑхса илчӗ.
Коробин метнул на него сердитый взгляд.

— Каҫарӑр, Иннокентий Павлович! — тӑрук калаҫӑва хутшӑнчӗ Коробин.
— Простите, Иннокентий Павлович! — неожиданно вмешался в разговор Коробин.

Синев чавсаланса ларнӑ, обком секретарӗ Анохинпа пуҫланӑ калаҫу ӑна та Вершининран каях мар кӑсӑклантарнӑ пулас, пӗр Коробин анчах, темӗнле йывӑр тӗрӗслевре пулса, хӑй те пӑтранчӑк та йывӑр ыйтусем ҫине ответ пама хатӗрленнӗ пек, ӑнланмалла мар пӑшӑрханать.
Синев сидел, подперев кулаком щеку, видимо не меньше Вершинина заинтересованный необычным началом разговора с Анохиным, и лишь один Коробин проявлял непонятное беспокойство, словно он присутствовал на каком-то трудном экзамене и сам готовился отвечать на путаные загадочные вопросы.

— Эпӗ, Иван Фомич, сире ӑнлансах ҫитеймерӗм пулас, — Коробин пулӑшасса шаннӑ пек, вӑл ун ҫине ҫаврӑнса пӑхрӗ.
— Я, видимо, не совсем понял вас, Иван Фомич, — Анохин оглянулся на Коробина, словно надеясь на подсказку.

— Тен, эпир ман кабинета кайӑпӑр? — сӗнчӗ Коробин, юлташне ҫӑлма тӑрӑшса.
— Может быть, мы пройдем в мой кабинет? — пытаясь выручить товарища, предложил Коробин.

Синев, тӳсеймесӗр, чӳрече еннелле ҫаврӑнса, хуллен ӳсӗркелеме пуҫларӗ, Коробин Анохин ҫине ӳпкевлӗн пӑхса илчӗ, анчах Иннокентий Павлович ҫак нимӗн каламасӑр ӳпкелени ҫинчен шухӑшламарӗ те пулас — обком секретарӗпе калаҫнӑ май ун халӗ ирӗксӗрех ҫак шӑтӑк ҫине урипе пусса тӑма тиврӗ.
Синев, не выдержав, отвернулся к окну и начал негромко покашливать, Коробин взглянул на Анохина с тяжелой укоризной, но, видно, Иннокентию Павловичу было не до этого молчаливого упрека — отвечая секретарю, он теперь вынужден был не сходить с дырки.

Вӑл та, Коробин пекех, китель евӗрлӗ ҫӗлетнӗ тӗттӗм кӑвак костюм тата ҫап-ҫутӑ йӑлтӑртатса тӑракан атӑ тӑхӑннӑ.
Он был одет так же строго, как и Коробин, в темно-синий костюм полувоенного покроя и до блеска начищенные сапоги.

Ҫамрӑк, хастар, политикӑна лайӑх ӑнланать, — ҫырса хатӗрленӗ характеристикӑна вуласа панӑ пек, татса каларӗ Коробин.
Молод, энергичен, политически зрелый товарищ, — словно зачитывая письменную характеристику, раздельно и четко выговаривал Коробин.

— Эпир телейлӗ пулӑттӑмӑр кӑна! — хуравларӗ Коробин ӑна хирӗҫ.
— Мы будем только счастливы! — не оставаясь в долгу, ответил Коробин.

— Хӑшинчен кӑмӑллатӑр, Иван Фомич, — терӗ Коробин хулленрех, темскер аса илнӗ пек.
— С какого хотите, Иван Фомич, — Коробин помедлил, будто припоминая что-то.

Вӑл пальтопа шлепкине хывса ҫакрӗ, кӑвак ҫӳҫне ывӑҫ тупанӗпе кӑшт якатрӗ те хӑйӗн умӗнче тӳп-тӳрӗ тӑракан Коробин ҫине ҫаврӑнса пӑхрӗ.
Он повесил пальто и шляпу, слегка пригладил ладонью седые волосы и оглянулся на Коробина, все время стоявшего перед ним навытяжку.

Коробин сассинче чӑннипех тулашни сисӗнчӗ.
В голосе Коробина появилось неподдельное раздражение.