Шырав

Шырав ĕçĕ:

вӑхӑтра (тĕпĕ: вӑхӑт) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

…«Эпир кулаксене хӗстерес политикӑна тытса пынӑ вӑхӑтра вӗсене раскулачить тумашкӑн ирӗк пама юрамастчӗ…» тенӗ.
«…Раскулачивания нельзя было допускать, пока мы стояли на точке зрения ограничения…»

2-мӗш сыпӑк // Наум Урхи, Никифор Ваҫанкка, Илле Тукташ, Уйӑп Мишши. Михаил Шолохов. Уҫнӑ ҫерем: роман. Пӗрремӗш кӗнеке. Наум Урхи, Никифор Ваҫанкка, Илле Тукташ, Уйӑп Мишши куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1959

Давыдов пирус илес тесе, аллине тӑсрӗ, ҫав вӑхӑтра секретарь унӑн алӑ тӳрчӗ ҫинчи тӗксӗм кӑвак татуировкине асӑрхарӗ те усӑнчӑк тути кӗтессисемпе йӑл куланҫи турӗ:
— Давыдов протянул руку за папироской, и секретарь, уловив взглядом на кисти Давыдова тусклую синеву татуировки, улыбнулся краешками отвислых губ.

Тепӗр чухне кулнӑ вӑхӑтра та чӗре ыратнине тата савӑнӑҫ вӗҫӗ хурлӑх пулнине тавҫӑрса илнӗ вӑл ҫаплах.
Узнал он также, что и при смехе иногда болит сердце и концом радости бывает печаль.

III сыпӑк // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 85–143 с.

Хӑйне пытарнӑ вӑхӑтра, ӑна хисеп тунӑ пекех, тӗтреллӗ, ҫӑмӑрлӑ ҫанталӑк пулчӗ тата, ҫавӑнпа пурсӑмӑр та калушсемпе те зонтиксемпе пултӑмӑр эпир.
И как бы в честь его, во время похорон была пасмурная, дождливая погода, и все мы были в калошах и с зонтами.

Хупӑлчари этем // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 100–125 стр.

Лап ҫав пусма тӑрах кусса аннӑ вӑхӑтра Варенькӑпа пӗрле икӗ майра пырса кӗнӗ; аялтан курса тӑнӑ вӗсем — ҫапла кулни Беликова этем калама ҫук хӑратса пӑрахать.
Но как раз в то время, когда он катился по лестнице, вошла Варенька и с нею две дамы; они стояли внизу и глядели — и для Беликова это было ужаснее всего.

Хупӑлчари этем // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 100–125 стр.

Яланхи вӑхӑтра, сехет ҫитсен, вӑраннӑ, фабрикӑсене, конторӑсене кайнӑ, урама тухнӑ.
В обычный час проснулись, пошли на фабрику, в конторы, на улицы.

«Мов» // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 684–692 стр.

Халӗ, кирек ӑҫта та ҫутӑ йӑлтӑртатнӑ вӑхӑтра, вӑл тата ытларах, ҫӗнӗрен вӑйланса каять.
Теперь, когда везде горят огни, этот непрерывный вопль еще значительнее, он приобретает новый смысл, более тяжелую силу.

Сарӑ шуйттан хули // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 659–670 стр.

Ҫакна кура эпӗ шӑппӑнрах калама тытӑнтӑм, анчах ҫак вӑхӑтра амӑшӗ вӗрекен сӑмавар илсе кӗртрӗ, хул айне вӑл хут хӗстернӗ, хӗвӗнчен эрех кӗленчи курӑнать.
Видя это, я стал говорить тише, но явилась мать с кипящим самоваром в руках, под мышкой у нее торчал бумажный мешок, из-за пазухи — бутылка водки.

Инкер-синкер // Александр Артемьев. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 191–208 стр.

Хайхи манах каланӑ вӑхӑтра килсен, эпӗ унран ыйтрӑм: ку сана вӑрра кайма кирлӗ пулсан, кала — эпӗ ӑна сана памастӑп! — терӗм…
Пришел он в срок, я и говорю: «Скажи; ежели это тебе для воровства, так я не согласна!»

Тинӗс тӗкӗр пек тикӗс чухне, чулсем хушшинче шурӑ хумсем сиккелесе выляман вӑхӑтра, Пепе пӗр-пӗр чул ҫине пырса ларать те, ҫивӗч куҫӗпе тӑрӑ шыв ҫинелле пӑхать: унта, хӗрлӗрех тӗслӗ шыв курӑкӗсем хушшинче, пулӑсем ярӑнса ишеҫҫӗ, пӗчӗк раксем хӑвӑрттӑн вӗлтлетеҫҫӗ, краб хӑяккӑн йӑраланса иртет.
А когда море спокойно, как зеркало, и в камнях нет белого кружева прибоя, Пепе, сидя где-нибудь на камне, смотрит острыми глазами в прозрачную воду: там, среди рыжеватых водорослей, плавно ходят рыбы, быстро мелькают креветки, боком ползет краб.

Итали ҫинчен хунӑ юмахсем // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 166–190 стр.

Ҫав вӑхӑтра унӑн илемлӗ тӗтрепе кӑшт ҫеҫ витӗннӗ куҫӗсем яр уҫӑлса каяҫҫӗ, ҫинҫе аллисене вӑл хыҫалалла тытать, пуҫне, чечек хӑлхи пек, тайӑлтарса та кӑшт суллантарса тем итлет.
В эти минуты живые его глаза расширены, подернуты красивой пленкой, тонкие руки за спиною и голова, немножко склоненная, чуть-чуть покачивается, точно чашечка цветка.

Вӑхӑт, вӗтӗ утӑмне хӑвӑртлатнӑҫем хӑвӑртлатса, иртнӗҫем иртсе пырать, ҫав вӑхӑтра ҫынсем хӗвелӗн хӗрлӗ хӗлхемӗ витӗр курӑнакан ылтӑн тусан пӗрчисем пек мӗлтлетеҫҫӗ.
Идет время, всё ускоряя свой торопливый, мелкий шаг, золотыми пылинками в красном луче солнца мелькают во времени люди.

Пӗтӗмпе илес-тӗк — пирӗн кварталта нумай паллӑ ҫынсем ҫуралса ӳснӗ, пурӑннӑ, — авал вӗсем хальхинчен нумайрах ҫуралнӑ, паллӑрах та пулнӑ, халӗ, пурте пиджак тӑхӑнса ҫӳренӗ вӑхӑтра тата пурте политикӑпа аппаланнӑ чухне, ҫынна теприсенчен ҫӳлерех ҫӗкленме йывӑр пулса ҫитрӗ, чун та сарӑлсах каяймасть, мӗншӗн тесен ӑна хаҫат хучӗпе кипкелеҫҫӗ.
Вообще — в квартале нашем много родилось и жило замечательных людей, — в старину они рождались чаще, чем теперь, и были заметней, а ныне, когда все ходят в пиджаках и занимаются политикой, трудно стало человеку подняться выше других, да и душа туго растет, когда ее пеленают газетной бумагой.

Хӑш чухне ку мана кӳрентеретчӗ — ҫамрӑк вӑхӑтра хӑвна ху пысӑка хурас килет.
Иногда это обижало меня — юность самолюбива.

Ҫав тӑвӑн эпир касса ҫурнӑ пысӑк ҫӑварне, ирхине, хӗвел тухнӑ вӑхӑтра, пӗчӗк ҫынсем кӗре-кӗре кайнине, ҫӗр айне кӗрекенсем хыҫӗнчен хӗвел салхуллӑн пӑхса юлнине курас пулать, — унта машинӑсем, тӑвӑн тӗксӗм сӑнарӗ, ҫав тарӑн шӑтӑкра шӑв-шав кӗрлесе янӑраса тӑрать, ҫӗре кисрентернӗ сасӑ, ӑссӑр ҫын ахӑлтатнӑ евӗр, ахӑрса каять.
Надо видеть черный зев, прорезанный нами, маленьких людей, входящих в него утром, на восходе солнца, а солнце смотрит печально вслед уходящим в недра земли, — надо видеть машины, угрюмое лицо горы, слышать темный гул глубоко в ней и эхо взрывов, точно хохот безумного.

Сасӑсем, хускалса кайса, сӗрлесе шавлани татти-сыпписӗр илтӗнсе тӑнӑ: хӑраса асапланнӑ хушӑра, ниҫта кайса кӗме пӗлмесӗр шиклӗн ирттернӗ вӑхӑтра пӗр япала ҫуралнӑ; вилӗмрен чӗрӗлсе тухнӑ, ӗҫлеме хӑнӑхман, пӗлмен шухӑша ҫав япала сисмелле мар хуллен-хулленех пӗр ҫӗрелле пуҫтарса пынӑ.
Непрерывным потоком струился глухой, возбуждённый шум голосов, в муках страха, в тревоге отчаяния — рождалось что-то медленно и незаметно объединявшее воскресшую из мёртвых, не привыкшую работать, неумелую мысль.

Январӗн 9-мӗшӗ // Хумма Ҫеменӗ, Феодосия Ишетер. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 133–155 стр.

Халӑх шавланӑ, офицер пӗртте этемле марри, вӑл ҫакӑн пек вӑхӑтра та кӑлт та хускалманни ӑна тарӑхтарнӑ.
Толпа сильнее зашумела, её, видимо, раздражало это спокойствие.

Хӑшпӗр чух этемӗн пурнӑҫӗ ҫав тери чухӑн пулать, ун пек вӑхӑтра вӑл ирӗксӗрех хайӗн киревсӗр енӗсене те хака хурать; час-часах ҫынсем кичемрен киревсӗре тухаҫҫӗ, теме те май пур.
Иногда жизнь человека бывает до того бедна, что он невольно принужден ценить свой порок и им жить; и можно сказать, что часто люди бывают порочны от скуки.

Ҫирӗм улттӑпа пӗрре // Петӗр Хусанкай. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 119–131 стр.

Кунӗпе, ирпе пуҫласа каҫчен — вунӑ сехетчен, пӗрисем сӗтел хушшинче, пачах хытса каясран сулланкаласа, чӗн пек чустана йӑваласа ларатчӗҫ, теприсем вӑл вӑхӑтра ҫӑнӑха шывпа ҫӑратчӗҫ.
И целый день с утра до десяти часов вечера одни из нас сидели за столом, рассучивая руками упругое тесто и покачиваясь, чтоб не одеревенеть, а другие в это время месили муку с водой.

Вӗсем вӑл вӑхӑтра вӗрен тытнӑ аллисене усса, нарядчик копёр шӑтӑрнакне ҫыхланнӑ вӗрене майлаштарасса кӗтсе тӑратчӗҫ.
Они стояли, опустив руки с веревкой, дожидаясь, когда нарядчик исправит что-то в блоке копра, должно быть, «заедавшем» веревку.

Коновалов // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 70–118 стр.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика