Шырав

Шырав ĕçĕ:

юратакан (тĕпĕ: юрат) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Хальхинче ӑна лӑпкӑ та йӑваш Муромец мар, ашкӑнма юратакан урхамах Лиска кӗсре лекнӗ.
В этот раз ей попался не спокойный, покладистый Муромец, а придурковатая, озорная кобыла Лиска.

14-мӗш сыпӑк // Валентин Урташ. Алексей Мусатов. Стожар. Валентин Урташ куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1951

Петька чӑкӑлтӑш, аташма юратакан ача, анчах вӑл хӑюллӑ та вӑр-вар ҫаврӑнакан ача мар, тен ҫавӑнпах та вӑл киле час-часах сӑмсине ватса, куҫне кӑвакартса таврӑнать.
Петька был задирист, проказлив, но особой смелостью и сноровкой не отличался и частенько возвращался домой с разбитым носом или синяком под глазом.

5-мӗш сыпӑк // Валентин Урташ. Алексей Мусатов. Стожар. Валентин Урташ куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1951

Кунта вӑл тӗрлӗ плансене, хӑй сӑнанисене, шутланисене, хӑй тек-текех калама юратакан «шухӑш-ӗмӗчӗсене» ҫырса пынӑ.
Туда тот заносил разные планы, наблюдения, расчеты, все свои «мечты-думы», как он любил выражаться.

3-мӗш сыпӑк // Валентин Урташ. Алексей Мусатов. Стожар. Валентин Урташ куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1951

Юратакан арӑмӗ унӑн пурнӑҫӗнчи кашни самантах тем пек сыхланӑ пулин те, яланхи канӑҫ, яланхи шӑплӑх, кунтан-кун юлхавланса пыни пурнӑҫ машинине чарса лартнӑ.
Как зорко ни сторожило каждое мгновение его жизни любящее око жены, но вечный покой, вечная тишина и ленивое переползанье изо дня в день тихо остановили машину жизни.

X сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

— Эсӗ-и ку, Андрей? — хумханнипе ыйтрӗ Обломов, кӑшт ҫеҫ илтмелле, ҫакӑн пек юратакан ҫын ҫеҫ нумай вӑхӑт хушши хӑйӗн тусне курмасан ыйтать.
— Ты ли это, Андрей? — спросил Обломов едва слышно от волнения, как спрашивает только после долгой разлуки любовник свою подругу.

IX сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Ӑна халӗ ҫав тери кӑмӑллӑ, юратакан ҫынсем сырса илчӗҫ, вӗсем пурте ӑна пӗтӗм чӗререн пулӑшма, ун пурнӑҫне ҫӑмӑллатма тӑрӑшаҫҫӗ.
Его окружали теперь такие простые, добрые, любящие лица, которые все согласились своим существованием подпереть его жизнь, помогать ему не замечать ее, не чувствовать.

Ҫав хушӑрах ӑна чылайччен, ӗмӗрӗпех темелле, хӑйне хӑй юратакан, мӑнкӑмӑллӑ Ольга умӗнче хӑйӗн тивӗҫне сыхласа хӑварассишӗн тӑрӑшма тивет, киревсӗр килӗшӳшӗн мар, Ольга таса пурнӑҫне тӗксӗмлетес мар тесе; Ольга ӑна кӑшт ӗненми пулсан та, унӑн пурнӑҫӗ тӗксӗмленнӗ пулӗччӗ…
Между тем и ему долго, почти всю жизнь предстояла еще немалая забота поддерживать на одной высоте свое достоинство мужчины в глазах самолюбивой, гордой Ольги не из пошлой ревности, а для того, чтоб не помрачилась эта хрустальная жизнь; а это могло бы случиться, если б хоть немного поколебалась ее вера в него.

VIII сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Ольга ӑна малашне хӑйне хӑй юратакан хӗрарӑм пек мар, хӗрӳллӗ юратакан арӑм пек мар, ача пӑхса ӳстерекен, кайран пурнӑҫра никама кирлӗ мар амӑшӗ пек те мар, темле урӑхла, халиччен пулман пысӑк ҫын евӗр курӑнать…
Вдали ему опять улыбался новый образ, не эгоистки Ольги, не страстно любящей жены, не матери-няньки, увядающей потом в бесцветной, никому не нужной жизни, а что-то другое, высокое, почти небывалое…

Килӗшӳллӗ капӑр пӳлӗмсенче пурӑнма юратакан ҫын ҫакӑнти тӗрлӗрен тӗслӗ сӗтел-пукана, кивӗ картинӑсене, алсӑр-урасӑр статуйӑсене, япӑх пулин те, хаклӑ гравюрӑсене, ӑпӑр-тапӑра курсан, тӗлӗннипе хулпуҫҫийӗсене сиктеркелесе ҫеҫ илӗччӗ.
Любитель комфорта, может быть, пожал бы плечами, взглянув на всю наружную разнорядицу мебели, ветхих картин, статуй с отломанными руками и ногами, иногда плохих, но дорогих по воспоминанию гравюр, мелочей.

«Ҫакӑн пек аван ирттернӗ ҫу хыҫҫӑн хутран-ситрен, вӑрттӑн курнӑҫасси, юратакан ача вырӑнӗнче пуласси. Тӗрӗссипе, авланнӑ пулсан, эпӗ паян театра та килмен пулӑттӑм: ултӑ хут итлетӗп ӗнтӗ ҫак оперӑна…»
А то после такого лета да еще видеться урывками, украдкой, играть роль влюбленного мальчика… Правду сказать, я бы сегодня не поехал в театр, если б уж был женат: шестой раз слышу эту оперу…»

IV сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

«Ҫилҫунатра» сӑвӑ сӑвӑрма юратакан маттур ачасем савӑнтаратчӗҫ.
Порадовали хорошие ребята на «крыльях ветра», любящие развевать стихи.

«Ыр шухӑш яланах ҫӗнтерӗ йывӑрлӑха пӑхмасӑрах...» // Виталий Станьял. https://chuvash.org/content/4896-%C2%AB% ... C2%BB.html

К.В.Иванов ячӗллӗ Чӑваш академи драма театрӗнче виҫӗ теҫетке ҫул (1983–2013) выляса, Надежда Кириллова халӑх юратакан тава тивӗҫнӗ артистка, Митта Ваҫлей премийӗн лауреачӗ, режиссер, театровед пулса тӑчӗ.
Играя три десятка лет в Чувашском академическом драматическом театре имени К.В.Иванова (1983–2013), Надежда Кириллова стала любимой народом заслуженной артисткой, лауреатом премии Василия Митты, режиссером, театроведом.

«Ыр шухӑш яланах ҫӗнтерӗ йывӑрлӑха пӑхмасӑрах...» // Виталий Станьял. https://chuvash.org/content/4896-%C2%AB% ... C2%BB.html

Эсир ҫырура ирӗксӗртен каласа хунӑ: эсир, Илья Ильич, хӑвӑра юратакан ҫын мар, эсир ӑна пачах манран уйрӑласшӑн пулнипе ҫырман — эсир ҫапла тӑвасшӑн пулман, мана улталасран хӑранипе ҫапла ҫырнӑ… ҫакна совесть каланӑ, урӑхла пулнӑ пулсан, ҫыру мана кӳрентернӗ пулӗччӗ тата хам мӑнаҫлӑхшӑн эпӗ макӑрман пулӑттӑм!
Вы высказались там невольно: вы не эгоист, Илья Ильич, вы написали совсем не для того, чтоб расстаться — этого вы не хотели, а потому, что боялись обмануть меня… это говорила честность, иначе бы письмо оскорбило меня и я не заплакала бы — от гордости!

— Акӑ мӗншӗн, — татӑклӑн калама пуҫларӗ вӑл, — эсир ҫӗрӗпе ҫывӑрман, ман валли ҫыру ҫырнӑ; эпӗ те хама юратакан ҫын вӗт.
— А потому, — с расстановкой начала потом, — что вы не спали ночь, писали все для меня; я тоже эгоистка!

Тата макӑрма та хӑй ҫинчен ырласа калаҫнине юратакан хӗрарӑмсене илемлӗ сӑмахсемпе илӗртме тӑрӑшакансен ҫеҫ е ачаш пурнӑҫа ӗмӗтленекенсен ҫеҫ макӑрмалла.
Да и плакать пристало или соблазнителям, которые ищут уловить фразами неосторожное самолюбие женщин, или томным мечтателям.

Тата Ольга та хӑй перчеткине арӑслан ҫӑварне пӑрахас пулсан, унӑн чӗререн хавхаланнӑ тусӗ ӑна илсе парасси пирки, уншӑн тӗпсӗр ҫырмана сикес пирки Обломовран ыйтса пӗлмен, вӑл ҫав хавхаланун паллине ҫеҫ куртӑрччӗ, тусӗ арҫынсен, юратакан хӗрарӑма пула пурӑнма пуҫлакан арҫынсен, чи пысӑк тӗллевне ҫеҫ тӗрӗс тытса пытӑр, вӑл пӑхнин хӗмӗпе, вӑл ӑшшӑн кулнине унӑн хавхаланулӑхӗн ҫулӑмӗ ҫунтӑрччӗ тата вӑл ҫав ҫулӑмра пурнӑҫ тӗллевне курни ан пултӑрччӗ.
И Ольга не справлялась, поднимет ли страстный друг ее перчатку, если б она бросила ее в пасть ко льву, бросится ли для нее в бездну, лишь бы она видела симптомы этой страсти, лишь бы он оставался верен идеалу мужчины, и притом мужчины, просыпающегося чрез нее к жизни, лишь бы от луча ее взгляда, от ее улыбки горел огонь бодрости в нем и он не переставал бы видеть в ней цель жизни.

Тата Штольц ҫапла шутларӗ: Обломовӑн ыйхӑллӑ пурнӑҫне илемлӗ, ӑслӑ, ҫивӗч те кӑшт тӑрӑхлама юратакан ҫамрӑк хӗрарӑм хутшӑнни тӗттӗм пӳлӗмре лампа ҫутнӑ пекех, лампа ҫуттинче тӗттӗм кӗтессем ҫутӑлнӑ пекех, пӳлӗм хитреленсе кайнӑ пекех пулӗ, терӗ.
Потом Штольц думал, что если внести в сонную жизнь Обломова присутствие молодой, симпатичной, умной, живой и отчасти насмешливой женщины — это все равно, что внести в мрачную комнату лампу, от которой по всем темным углам разольется ровный свет, несколько градусов тепла, и комната повеселеет.

Анисья ҫивӗч те чӗрӗ, хӗрӗх ҫичӗ ҫулалла ҫитнӗ, кулма юратакан хӗрарӑм; куҫӗсемпе вӑл пур еннелле те пӑхса ҫитерет; унӑн мӑйӗпе кӑкӑрӗ ҫирӗп, хытӑ ярса тытакан хӗрлӗ аллисем нихҫан та ывӑнма пӗлмеҫҫӗ.
Она была живая, проворная баба, лет сорока семи, с заботливой улыбкой, с бегавшими живо во все стороны глазами, крепкой шеей и грудью и красными, цепкими, никогда не устающими руками.

VII сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Ҫак хӑйӗн хаклӑ та сайра тӗл пулакан енӗсен хакне пӗлет вӑл, ӑна хӗрхенсе тӑкаклать, ҫакӑншӑн ӑна хӑйне ҫеҫ юратакан, туйӑмсӑр ҫын, теҫҫӗ.
Он знал цену этим редким и дорогим свойствам и так скупо тратил их, что его звали эгоистом, бесчувственным.

II сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Штольцӑн Андрей ятлӑ ывӑлӗ пур, вӑл Обломовпа пӗр ҫулсенчех, тата Штольца тепӗр ача панӑ, ҫак ача унччен ниҫта та вӗренмен тесен те юрать, ытларах шӑтан-юхан чирпе тертленнӗ, куҫне е хӑлхине ҫыхса ҫӳресех ачалӑхне ирттернӗ; вӑл яланах эпӗ хам асанне патӗнче мар, ют кил-ҫуртра, вӑрӑ-хурахсем патӗнче пурӑнатап, мана ачашлакан никам та ҫук, никам та мана хам юратакан кукӑле пӗҫерсе памасть, тесе хурланса вӑрттӑн макӑрать.
У него был свой сын, Андрей, почти одних лет с Обломовым, да еще отдали ему одного мальчика, который почти никогда не учился, а больше страдал золотухой, все детство проходил постоянно с завязанными глазами или ушами да плакал все втихомолку о том, что живет не у бабушки, а в чужом доме, среди злодеев, что вот его и приласкать-то некому, и никто любимого пирожка не испечет ему.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика