Шырав

Шырав ĕçĕ:

Этем сăмах пирĕн базăра пур.

Этем (тĕпĕ: этем) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Ҫак кӑвакрах ҫӳҫлӗ ҫамрӑкпа ҫирӗме кӑна ҫитейнӗ хӗрарӑм, этем тӳсмелле мар хӗнпе асап урлӑ иртсе те, пӗр-пӗрин патне тап-таса та ҫав тери ҫепӗҫ, ҫакӑнпа пӗрлех тата ҫӳле-ҫӳле хӑпартакан туйӑм ҫыхласа хӑварма пултарнине ӗненес те килмест.
что этот молодой человек с поседевшей головой и двадцатилетняя женщина, пройдя через нечеловеческие боль и страдания, сумели сберечь кристально чистыми, необыкновенно нежными и по-человечески возвышенными чувства друг к другу.

4 // Антал Назул. Титов, Владислав Андреевич. Вилӗме ҫӗнтерсе…: повесть; вырӑсларан Анатолий Ерусланов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1972. — 7–163 с.

Кун пек чух сӗтел ҫинчен сиксе тӑрас та пӗтӗм вӑйран: «Ҫитет\ Этем тӳсӗмлӗхӗн те вӗҫӗ пур-ҫке!» — тесе кӑшкӑрса ярас килет.
Отчего хотелось рвануться со стола и закричать: «Хватит! Ведь есть же предел человеческому терпению!»

«Этем хурлӑхӗ, хуйхӑ, хуйхӑ…» — хулӑммӑн мӑкӑртатрӗ арҫын.
«Горе человеческое, горе, горе…» — бубнил мужской бас.

3 // Антал Назул. Титов, Владислав Андреевич. Вилӗме ҫӗнтерсе…: повесть; вырӑсларан Анатолий Ерусланов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1972. — 7–163 с.

Этем хурлӑхне курман!
Горя человеческого не видели!

Хӑйпе хӑй, хӑйӗн чӑлахлӑхӗпе ҫапӑҫрӗ этем.
Человек вел бой с самим собой, со своим увечьем.

2 // Антал Назул. Титов, Владислав Андреевич. Вилӗме ҫӗнтерсе…: повесть; вырӑсларан Анатолий Ерусланов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1972. — 7–163 с.

Этем пурӑнасшӑн тертленчӗ унта.
Человек хотел жить.

Ҫут тӗнчерипе ҫӗршывра пулса иртнисем, этем алли тӑвакан ӗҫсем пӗтӗмпех хаклӑ та ҫывӑх уншӑн, вӗсем ӑна савӑнтараҫҫӗ-хумхантараҫҫӗ те, анчах, тепӗр енчен илсен, вӗсене унран каҫса каймалла мар стена пӳлсе тӑрать, йӗри-таврашри пулӑмсене вӑл хутшӑнаймасть, никама та кирлӗ мар, хевтесӗр ҫын ҫеҫ, ҫакӑ вара чун-чӗрене калама ҫук хирет, пӑтратать.
Все происходящее в мире и стране, все дела рук человеческих были знакомы и близки ему, волновали и радовали его, но, с другой стороны, были отгорожены от него непреодолимой стеной, бередили душу саднящим сознанием того, что во всем, что делается и еще будет сделано, он уже не участник, а беспомощный, никому не нужный свидетель, и это вызывало гнетущее уныние.

Эсӗ ним шутласа тӑмасӑрах ман хыҫҫӑн этем тӳсмелле мар хӗн-хурлӑ ҫула ыткӑнтӑн, епле ҫӑмӑллатӑп-ши ӑна?
Чем поддержу на том нечеловечески трудном пути, на который ты, не задумываясь, ринулась вслед за мной?

Этем вӗсене суйласа илмест.
Человек их не выбирает.

Этем месерле выртнӑ та, йынӑшса ярас марччӗ тесе, шӑлне ҫыртать, каснӑ аллисен пӳрнисем вара, хӗртнӗ тимӗрпе пуснӑ пекех, ҫунаҫҫӗ…
Человек лежит на спине, сдерживает стоны, а пальцы ампутированных рук его горят, словно их жгут каленым железом.

16 // Антал Назул. Титов, Владислав Андреевич. Вилӗме ҫӗнтерсе…: повесть; вырӑсларан Анатолий Ерусланов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1972. — 7–163 с.

Мӗн чухлӗ вӗсем, ҫав хӳмесем, этем ҫулӗ ҫинче!
Эх, да сколько их, этих барьеров, на пути человека!

14 // Антал Назул. Титов, Владислав Андреевич. Вилӗме ҫӗнтерсе…: повесть; вырӑсларан Анатолий Ерусланов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1972. — 7–163 с.

Уҫса пӑрахнӑ алӑк умне чирлисем, дежурнӑй сестрасем, няньӑсем, врачсем кӗпӗрленнӗ, вӗсем пурте пӑхнӑ та тӗлӗннӗ, хӑйсене хӑйсем те шанмаҫҫӗ: этем, асту-ха, вилнӗ ҫӗртен чӗрӗлнӗ.
У раскрытых дверей толпились больные, дежурные сестры, няни, врачи, смотрели и не верили своим глазам: человек восстал из мертвых.

12 // Антал Назул. Титов, Владислав Андреевич. Вилӗме ҫӗнтерсе…: повесть; вырӑсларан Анатолий Ерусланов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1972. — 7–163 с.

Кам ирӗк панӑ сана этем юратӑвне таптаса хуҫлатма?
Кто тебе позволил лишать человека права на любовь?

8 // Антал Назул. Титов, Владислав Андреевич. Вилӗме ҫӗнтерсе…: повесть; вырӑсларан Анатолий Ерусланов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1972. — 7–163 с.

«Этем — хӑй шӑпин хуҫи» тенинче ҫакӑ пӗтӗмпех калама.
То словами «человек — хозяин своей судьбы» все сказано.

7 // Антал Назул. Титов, Владислав Андреевич. Вилӗме ҫӗнтерсе…: повесть; вырӑсларан Анатолий Ерусланов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1972. — 7–163 с.

Яланах ҫапла: ӳт-тир ыратӑвӗ пӑртак лӑплансан этем хӑй ӑшӗнче чакаланма пуҫлать.
Всегда так: немного утихнут физические боли, человек начинает копаться в душе.

6 // Антал Назул. Титов, Владислав Андреевич. Вилӗме ҫӗнтерсе…: повесть; вырӑсларан Анатолий Ерусланов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1972. — 7–163 с.

Ҫакнашкал инкеке тӳссе этем хуйхӑрма та, тӑвӑлма та пултарать-ҫке-ха.
Может же человек загрустить, отчаяться после всего пережитого.

Этем пурӑннӑ старикре.
В старике жил человек.

Иван Егорович Ларин тус-юлташ тума васкаман хӑш-пӗр этем пекех, ҫынна малтан пур енлетсе те пӑхнӑ, виҫнӗ, тӗрӗсленнӗ: тен, сасартӑк вӑл пӗрре те эс шутланӑ пек мар пулӗ?
Иван Егорович Ларин принадлежал к той категории людей, которые заводят друзей осторожно, с оглядкой, словно боятся: а вдруг этот человек не такой, каким кажется с первого взгляда?

Ҫакӑ унра ҫынсем, пурнӑҫ, этем туйӑмӗсем, юлашкинчен хӑй ҫинчен ҫӗнӗ шухӑш ҫуралнӑ, халиччен нихӑҫан шутламанни пирки шухӑшлама хистенӗ.
И этот взгляд вызвал новые мысли о людях, о жизни, о человеческих чувствах, наконец, о самом себе, заставил задуматься о том, о чем раньше никогда не думал.

5 // Антал Назул. Титов, Владислав Андреевич. Вилӗме ҫӗнтерсе…: повесть; вырӑсларан Анатолий Ерусланов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1972. — 7–163 с.

Ун вӗҫӗнче — этем пурнӑҫӗ.
На его кончике жизнь больного.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика