Шырав

Чочой

Чочой чул пек хытса ларнӑ амӑшӗ ҫумне, кӗтессе хӗсӗнсе ларчӗ.
Чочой забился в самый угол, где сидела с окаменевшим лицом мать.

Упӑшкин виллине курсан, Ринтынэ, чӗркуҫленсе ларса, Чочой пекех, темскер кала-кала, хыттӑн ӳлесе макӑрма тытӑнчӗ.
Узнав в погибшем мужа, она опустилась на землю и заголосила так же протяжно и заунывно, как и Чочой.

Чочой хӑранипе куҫ-пуҫне чарса пӑрахса вилен сулахай уринчи тир атти ҫине лартса янӑ шурӑ саплӑк ҫине ним калама аптраса пӑхать.
А Чочой смотрел широко раскрытыми от ужаса глазами на белую заплату на левом торбазе и не мог вымолвить ни слова.

— Том, тыт мана! — кӑшкӑрса ячӗ Чочой, мӗнпур вӑйран чупса кайса.
— Том, лови меня! — закричал Чочой и побежал что было силы прочь от Тома.

— Атя, Чочой, урама тухса выляр!
— Пойдем, Чочой, поиграем на улице!

Чочой хыҫсӑр пукан ҫине ларчӗ.
Чочой сел на табуретку.

Чочой ун хыҫҫӑн чупса кӗчӗ.
Чочой вбежал в хижину следом за ним.

— Том, эсӗ пӗлместӗн-и, пӑлан кӗтӗвӗ ӑҫтарах пулмалла паян? — салхуллӑн ыйтрӗ Чочой.
— Том, ты не знаешь, где сегодня должно находиться стадо оленей? — грустно спросил Чочой.

Чочой ял тӑрӑх утрӗ.
Чочой пошел вдоль поселка.

«Кӗтӗве ту леш енне хӑваласа кайнӑ пулас», — тесе шухӑшларӗ Чочой, ҫав териех инҫе ҫула тухса кайма хӑяймасӑр.
«Наверное, угнали стадо за перевал», — подумал Чочой, не решаясь отправиться в такой далекий путь.

Чочой аякранах, ҫынсем хушшинче ашшӗ ҫук-и тесе, тинкерсе пӑхрӗ.
Чочой жадно всматривался в них еще издали, надеясь увидеть отца.

Чочой ирхи апатран юлнӑ пашалу татӑкне ҫисе ярсан, хӑвӑрт тумланса, урама тухрӗ.
Чочой съел оставшийся от завтрака кусок лепешки, быстро оделся и вышел на улицу.

— Гоомо кукка хӑрамасть, манӑн та хӑрас килмест! — халӗ ӗнтӗ хӑюллӑнрах та хытӑрах каларӗ Чочой.
— Дядя Гоомо не боится, и я не хочу бояться! — уже громче и смелее сказал Чочой.

Унӑн ури сассисем инҫетелле кайса илтӗнми пулсан, Чочой амӑшӗ еннелле ҫаврӑнчӗ:
Чочой прислушался к его удаляющимся шагам и сказал вполголоса:

Чочой шаманӑн пӗркеленчӗк те хӑрах куҫлӑ, татуировкӑпа тӗрлесе пӗтернӗ пичӗ ҫине пӑхнӑҫем амӑшӗн хулпуҫҫийӗ ҫумне тачӑрах та тачӑрах ҫыпҫӑнать, шаман ярангӑран тухса каясса ҫав тери кӗтет вӑл.
Вглядываясь в одноглазое морщинистое лицо шамана, расписанное черными линиями татуировки, Чочой все плотнее и плотнее прижимался к плечу матери, он ждал, с нетерпением ждал, когда уйдет шаман из яранги.

«Халь акӑ тата хӑйӗн шӑршлӑ чӗлӗмне пула ӳсӗрме тытӑнчӗ!» — йӗрӗнерех шухӑшласа илчӗ Чочой, анчах ҫавӑнтах сасартӑк хӑраса ӳкрӗ: «Ман шухӑша пӗлмест пулӗ те ку шаман?» — терӗ.
«Вот, раскашлялся из-за своей вонючей трубки!» — с неприязнью подумал Чочой и вдруг испугался: не узнает ли шаман его мыслей?

Чочой шаман сассине итлет те, хӑйӗн хӑрушӑ тӗлӗкӗ ҫаплах вӗҫленмен пек туйӑнать ӑна.
Чочой прислушивался к голосу шамана, и ему чудилось, что страшный сон продолжается.

Чочой хӑраса, ҫав хушӑрах хӑйӗн курайманлӑхне палӑртмасӑр, Кэмби ҫине хытӑ тинкерсе пӑхрӗ.
Чочой со страхом и с затаенной ненавистью смотрел ему прямо в лицо.