Шырав

Чочой

Чочой ҫиетӗп тесе те, ҫиместӗп тесе те каламарӗ, пуҫне сулса илчӗ те примус насусне уҫлама тытӑнчӗ.
Чочой неопределенно кивнул головой и попробовал подкачать примус.

Чочой, хӑйӗн ырӑ тусне мӗнпе те пулин пулӑшас тесе, примус тавра кускаласа ҫӳреме тытӑнчӗ.
Чочой топтался возле примуса, пытаясь хоть чем-нибудь помочь своему верному другу.

Чочой, Том ҫинелле пӑхса, кулса иленҫи пулчӗ та сасартӑк каллех хӑйне кӳрентерекенсене чӑмӑрӗпе юнарӗ.
Чочой улыбнулся сквозь слезы Тому и снова погрозил кулачками своим обидчикам.

Чочой ӗненчӗ: шанчӑк пӗтмен-ха, амӑшне ҫитерме май пулатех.
Чочой поверил: еще не все потеряно, мать еще можно накормить.

— Итле-ха, Чочой, атя ман пата!
— А знаешь, Чочой, пойдем ко мне!

Гоомо куккӑшӗ таврӑнсан мӗн пулассине Чочой хӑй те йӗркеллӗ пӗлмест, анчах ҫак самантра унӑн куккӑшӗ таврӑнсан мӗн те пулин пуласса, хӑйне чӑтма ҫук кӳрентернӗшӗн Адольфпа Дэвида тем пулсан та лекессе ӗненес килчӗ.
Что будет, когда придет Гоомо, Чочой толком не знал, но ему хотелось в это мгновение верить: с возвращением дяди обязательно произойдет такое, после чего и Адольф и Дэвид непременно жестоко поплатятся за ту страшную обиду, которую они ему причинили.

Чочой умолк.

— Ан макӑр, Чочой, макӑрма кирлӗ мар, эпир санпа халех мӗн те пулин шухӑшласа кӑларӑпӑр, — Чочой макӑрнине тек тӳсме пултарайманнине туйса, хӑйӗн тусӗ патне пӗшкӗнчӗ Том.
— Не плачь, Чочой, не надо, мы сейчас что-нибудь придумаем, — наклонился он к своему другу, чувствуя, что дальше переносить плач Чочоя уже не в состоянии.

Анне ним те, ним те ҫимест… — ларсан-ларсан ӗсӗклесе ячӗ Чочой.
Мама ничего, ничего не ест… — наконец сквозь судорожные всхлипывания промолвил Чочой.

Чочой каллех самантлӑха макӑрма чарӑнчӗ, Тома палламан пек, ун ҫине пӑхса илчӗ, кукленсе ларса, питне чӗркуҫҫисем хушшине чикрӗ.
Чочой умолк на мгновение, посмотрел на Тома так, словно не узнал его, и, присев на корточки, уткнулся лицом в колени.

— Мӗншӗн макӑратӑн эс, Чочой? — ыйтрӗ вӑл, шикленсе йӗри-тавра пӑхкаласа.
— Почему ты плачешь, Чочой? — спросил Том и пугливо осмотрелся вокруг.

Чочой, ырханкка чӑмӑрӗсене кӑкри ҫумне пӑчӑртаса, сассӑр кӑшкӑрнӑ пек сӑн-питпе хускалмасӑр тӑчӗ, унтан тутисем чӗтренсе илчӗҫ те, ҫав тери хурлӑхлӑн макӑрса ячӗ; кун пек вӑл ашшӗ вилнӗренпе те макӑрманччӗ.
А Чочой, прижав худые кулачки к груди, стоял неподвижно, с выражением безмолвного крика на лице; затем губы его дрогнули, и он заплакал так горько, как еще не плакал ни разу после смерти отца.

Ҫакӑнта вара шӑпах Чочой мӗнрен хӑрани пулса иртрӗ.
И тут случилось то, чего так боялся Чочой.

Чочой ури ҫине тӑчӗ, икерчисене кӑкӑрӗ ҫумне хытӑ пӑчӑртаса, каялла чакрӗ.
Чочой поднялся на ноги и, крепко прижимая сверток к груди, попятился назад.

Сасартӑк хӑй хыҫӗнче Чочой ура сассисем илтрӗ.
И вдруг сзади себя Чочой услыхал шаги.

Чочой ҫак вырӑнта икерчӗсен тутлӑ шӑршине шӑршласа мӗн чухлӗ ларнине те пӗлмерӗ.
Чочой не знал, как долго сидел он на одном месте, с жадностью вдыхая вкусный запах оладий.

Ҫук, ҫук, тем пулсан та ҫиместӗп! — ҫине тӑрсах каларӗ Чочой, икерчӗсене пӗр харӑсах чӑтма ҫук ҫисе ярас килнине туйса.
Нет, нет, ни за что не буду! — твердил Чочой, чувствуя, что ему нестерпимо хочется съесть их все сразу.

Адольфпа Дэвид хӑйсем ҫынна ырӑ тунӑшӑн ӳкӗнсе икерчӗсене каялла туртса илесрен хӑранӑ пек, Чочой шикленсе, унталла-кунталла пӑхкаласа, ӑҫталла кайнине пӗлмесӗр чупрӗ.
Пугливо озираясь, как бы боясь того, что Адольф и Дэвид могут раскаяться в своей доброте и отнять оладьи, Чочой бежал, не выбирая дороги.