Шырав

Шырав ĕçĕ:

кулать (тĕпĕ: кул) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Мӗн пулни ҫинчен каласа парать, а хӑй — е ахӑлтатса кулать, е йӗрет…
Рассказывает, как что было, а сама — то хохочет, то плачет…

XIII сыпӑк // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 3–84 с.

Теплерен кӑна вӑл Ольга ҫине пӑхать те хытӑ юратнипе ҫӳҫенсе илет; е Ольга ун ҫине кӑштах пӑхса илет те вӑл епле телейлӗн те ҫепӗҫҫӗн парӑнса пӑхнине асӑрхаса, йӑлкӑшса кулать.
Только иногда, вглядываясь пристально в нее, он вздрогнет страстно, или она взглянет на него мимоходом и улыбнется, уловив луч нежной покорности, безмолвного счастья в его глазах.

III сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Вӑл пӗрре йӑлкӑшса кулать, тепре макӑрса яма та хатӗр е тата куҫхаршисене пӗрсе тем шухӑшлать.
То улыбка блеснет у ней, то слезы явятся, то складка над бровью заиграет какой-то мыслью.

II сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Обломов алӑк патӗнче каялла ҫаврӑнса пӑхрӗ: Ольга ҫаплах пӑхса тӑрать, вӑл ҫаплах ӗшенчӗк сӑнлӑ, малтанхиллех ӑшшӑн кулать, вӑл ҫапла кулмасӑр пултараймасть, тейӗн.
Он в дверях обернулся: она все глядит ему вслед, на лице все то же изнеможение, та же жаркая улыбка, как будто она не может сладить с нею…

XI сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Унтан Ольга сасартӑк ассӑн сывласа илет, хӑй тавра ӑс-тӑнлӑн пӑхса ҫаврӑнать, Обломов ҫине пӑхать, аллине чӑмӑртать, ӑшшӑн кулать, каллех ӑна хавхалану, кулӑ хыпса илет те, вӑл вара хӑйне алла илет.
Потом вдруг вздохнет, оглянется вокруг себя сознательно, поглядит на него, пожмет руку, улыбнется, и опять явится бодрость, смех, и она уже владеет собой.

Ольга, унӑн сӑмахӗсене тӗрӗсленӗ евӗр, пит-куҫӗнче мӗн пуррипе танлаштарнӑн, ун ҫине шарламасӑр пӑхать те ӑшшӑн кулать, тӗрӗслӳ ун кӑмӑлне тултарчӗ.
Она поглядела на него молча, как будто поверяла слова его, сравнила с тем, что у него написано на лице, и улыбнулась; поверка оказалась удовлетворительною.

IX сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Паллакан ҫынна тӗл пулсан, ырӑ та ҫепӗҫ кӑмӑлпа кулать, палламан ҫынна сиввӗн йышӑнать; анчах ӑна унпа паллаштарсанах, унӑн сивлӗхӗ кулӑпа улшӑнать, вӑл вара ҫав ҫын умӗнче яланах йӑлкӑшса кулать.
Знакомого он встречал с благосклонно-вежливой улыбкой, незнакомого — сначала холодно; но когда его представляли ему, холодность заменялась также улыбкой, и представленный мог уже рассчитывать на нее всегда.

VIII сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Вӑл кулать ҫеҫ манран…
Она все смеется надо мной…

VII сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Обломов ун ҫине вичкӗннӗн пӑхса илчӗ: хӗр пичӗ пӗтӗмӗшпех кулать, тути кулмасть…
Он зорко поглядел на нее: у ней все лицо смеялось, а губы нет…

V сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Акӑ вӑл ачасем патне ҫитрӗ; юрпа печӗ — тивертеймерӗ: хӑнӑхман; тата тепре юр чӑмӑртаса илесшӗнччӗ ҫеҫ, ун питне лаппӑшӗпех юр катрамкки хупӑрласа хучӗ; вӑл ӳкрӗ, выляма хӑнӑхманнипе ыратать те ун, унпа пӗрлех хавас та ӑна, вӑл ахӑлтатса та кулать, куҫӗсем те шывланнӑ…
Вот и мальчишки: он бац снегом — мимо: сноровки нет, только хотел захватить еще снежку, как все лицо залепила ему целая глыба снегу: он упал; и больно ему с непривычки, и весело, и хохочет он, и слезы у него на глазах…

Нуккӑ, ну, каласа пар? — тет Илья Иванович, хӑй вара каҫса кайсах кулать.
Ну-ка, ну расскажи! — говорит Илья Иванович и помирает со смеху.

Халӗ те-ха, тӗттӗм пӳлӗмре юлсан е вилнӗ ҫынна курсан, ача чухне чӗрине тӑрса юлнӑ усала систерекен кичемлӗхрен чӗтресе тӑрать; хӑй хӑранинчен ирхине кулать пулсан та, каҫхине каллех шурса каять.
И теперь еще, оставшись в темной комнате или увидя покойника, он трепещет от зловещей, в детстве зароненной в душу тоски; смеясь над страхами своими поутру, он опять бледнеет вечером.

Нянька упа сӑмахӗсене салхуллӑ сассипе: «Чӗриклет, чӗриклет, йывӑҫ ура; эпӗ саласем тӑрӑх ҫӳрерӗм, эпӗ ялсем тӑрӑх ҫӳрерӗм, хӗрарӑмсем пурте ҫывӑраҫҫӗ, пӗр карчӑк ҫывӑрмасть, ман тирӗм ҫинче ларать, ман ашӑма пӗҫерет, ман ҫӑма арлать», теме пуҫласан, унтан, упа пӳрте кӗрсе хӑй урине вӑрлакана ярса илме хатӗрленнӗ тӗле ҫитсен, ача чӑтса тӑраймасть: вӑл, ҫӳҫенсе тата йынӑшса, няни аллисем ҫине ӳкет, хӑранипе унӑн куҫҫуль шӑпӑртатса тухать, ҫав хушӑрах ача хӑй тискер кайӑкӑн чӗрнисем хушшинче мар, кутник ҫинче, няни ҫумӗнче пулнипе хавасланса ахӑлтатса кулать.
Когда нянька мрачно повторяла слова медведя: «Скрипи, скрипи, нога липовая; я по селам шел, по деревне шел, все бабы спят, одна баба не спит, на моей шкуре сидит, мое мясо варит, мою шерстку прядет» и т. д.; когда медведь входил, наконец, в избу и готовился схватить похитителя своей ноги, ребенок не выдерживал: он с трепетом и визгом бросался на руки к няне; у него брызжут слезы испуга, и вместе хохочет он от радости, что он не в когтях у зверя, а на лежанке, подле няни.

Ҫитӗннӗ Илья Ильич пыл та сӗт юхса выртакан ҫырмасем ҫуккине, ырӑ тӑвакан асамҫӑ карчӑксем ҫуккине кайран пӗлет пулсан та, няни каласа кӑтартнинчен шӳтлесе йӑл кулать пулин те, вӑл кулни чӗререн тухмасть, ун хыҫҫӑнах вӑл ассӑн сывласа илет, вӑл юмаха пурнӑҫпа арпаштарса ярать те: юмах мӗншӗн пурнӑҫ мар, пурнӑҫ мӗншӗн юмах мар, тесе час-часах хуйхӑрать.
Взрослый Илья Ильич хотя после и узнает, что нет медовых и молочных рек, нет добрых волшебниц, хотя и шутит он с улыбкой над сказаниями няни, но улыбка эта не искренняя, она сопровождается тайным вздохом: сказка у него смешалась с жизнью, и он бессознательно грустит подчас, зачем сказка не жизнь, а жизнь не сказка.

Вӑйлӑн та хӑвӑрт тӑкса ярать те, кӗтмен ҫӗртен савӑннипе макӑракан ҫынӑн шултра ӑшӑ куҫҫуль пек, хаваслӑн сиккелеме тытӑнать; ҫумӑр чарӑнтӑр ҫеҫ — хӗвел каллех ӑшӑ куллипе юратса пӑхать, уй-хирсемпе сӑрт айккисене типӗтет, вара каллех мӗнпур ҫӗршыв хӗвеле хирӗҫ телейлӗн кулать.
Хлынет бойко, обильно, весело запрыгает, точно крупные и жаркие слезы внезапно обрадованного человека; а только перестанет — солнце уже опять с ясной улыбкой любви осматривает и сушит поля и пригорки; и вся страна опять улыбается счастьем в ответ солнцу.

Унӑн шӑплӑхӗ те, вӑл чӗмсӗррӗн сарӑлса выртни те чӗрере ырӑ туйӑм ҫуратмасть; анлӑ шыв кӑштах палӑрмалла чӳхенсе выртнинче те этем пурпӗрех ҫав вӗҫӗ-хӗррисӗр вӑя курать, ҫав вӑй халь тӗлӗрет пулин те, вӑхӑтран вӑхӑта ҫыннӑн мӑнаҫлӑ кӑмӑлӗнчен хаяр мӑшкӑлласа кулать, унӑн хӑюллӑ шухӑшӗсене, ӗҫӗсене, тӑрӑшнине пӗтӗмпех ҫав тери тарӑн путарса хурать.
Самая тишина и неподвижность его не рождают отрадного чувства в душе: в едва заметном колебании водяной массы человек все видит ту же необъятную, хотя и спящую силу, которая подчас так ядовито издевается над его гордой волей и так глубоко хоронит его отважные замыслы, все его хлопоты и труды.

Ҫав хушӑра сан патна пӗр-пӗр хӗрлӗ питлӗ хӗр-тарҫӑ курӑк ҫине е ирхи апат, е кӑнтӑрлахи апат пырса парать, хӑйӗн чавсисем ҫара, ҫаврашка та ҫемҫешке, мӑйӗ хӗвелпе пиҫсе хуралнӑ; вӑтаннӑ пек пулса, юри ҫӗрелле пӑхса кулать вӑл…
А тут тебе на траву то обед, то завтрак принесет какая-нибудь краснощекая прислужница, с голыми, круглыми и мягкими локтями и с загорелой шеей; потупляет, плутовка, взгляд и улыбается…

Ҫавӑн евӗрлӗ ҫын умӗнче ыттисем кӗлмӗҫе мӗн те пулин парсан — вӑл хӑйӗн вак укҫине пӑрахса парать, ыттисем вӑрҫсан, хӑваласа ярсан, е мӑшкӑлласа кулсан — вӑл та вӗсемпе пӗрлех вӑрҫать, мӑшкӑлласа кулать.
Если при таком человеке подадут другие нищему милостыню — и он бросит ему свой грош, а если обругают, или прогонят, или посмеются — так и он обругает и посмеется с другими.

Хӑй кулать.
А сам смеется.

IV сыпӑк // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 3–84 с.

— Халӗ те иллюминатор витӗр мар пуль, — кулать ашшӗ пӗчӗк чухнехине аса илтерсе.
— Теперь уже не через иллюминатор? — смеется отец, напоминая сыну случай из детства.

Улттӑмӗш пай // Галина Матвеева. Яновская, Жозефина Исаковна. Карап ӑсти: повесть; вырӑсларан Г. Матвеева куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 2012. — 205 с.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика