Шырав

Лозневой

— Мӗнрен хӑрать-ха вӑл, — ыйтрӗ Лозневой.
— Чего же он боится? — спросил Лозневой.

— Вӗсенчен, ҫав хурахсенчен, хӑраса тӑмалла мар! — терӗ Лозневой.
— Нечего их бояться, этих бандитов! — сказал Лозневой.

— Манӑн мӗн ҫинчен шухӑшламалли пултӑр, — ҫийӗнчех мар тата кулленхинчен салхуллӑрах хирӗҫ тавӑрчӗ Ерофей Кузьмич, Лозневой блокночӗ ҫине темскер ҫырса ларакан сӗтел патне ларса.
— Мне есть о чем думать, — не сразу, с необычной мрачностью ответил Ерофей Кузьмич, присаживаясь у стола, за которым Лозневой что-то писал в блокноте.

— Мӗн ҫинчен ҫав териех шухӑшлатӑн? — ыйтрӗ унран Лозневой.
— О чем задумался так? — спросил его Лозневой.

Ирхине Ерофей Кузьмич комендатурӑна кайрӗ, унта гитлеровецсемпе пӗрле Лозневой та ҫӗр каҫнӑ иккен.
Утром Ерофей Кузьмич пришел в комендатуру, где вместе с гитлеровцами ночевал и Лозневой.

Лозневой хӑйсене Андрей ҫинчен суйса парса улталани ҫинчен пӗлсен, Ерофей Кузьмич ҫав тери васкаса килнелле утрӗ.
Узнав о том, что Лозневой обманул, рассказав небыль об Андрее, Ерофей Кузьмич со всех ног бросился домой.

— Эсир ку тарана ҫитсе те Лозневой улталанине пӗлместӗр вӗт? — сасартӑк ыйтрӗ Марийка, иккӗмӗш хут калитке патӗнче чарӑнса.
— Да, вы ведь до сих пор не знаете, что Лозневой обманул? — вдруг вспомнила Марийка, второй раз отрываясь от калитки.

Макарихӑна мӗнле улталамаллине пурнӑҫ хӑех кӑтартса парасса, ҫавӑн хыҫҫӑн вара партизансене труках аркатса пӑрахасса Лозневой шанса тӑнӑ.
Лозневой был уверен, что в ближайшее время сама жизнь подскажет, как обмануть Макариху, и тогда с партизанами будет покончено одним ударом.

Лозневой хӑй мӗн шухӑшлани ҫинчен вӑхӑт ҫитмесӗр Гобельмана каласшӑн пулмарӗ: партизансемпе ҫапӑҫас ӗҫ пӗр кун хушшинче туса пӗтермелли япала мар, ку ӗҫе пӗлсе тата пӗр йӑнӑшсӑр тумалла иккенне вӑл ӑнланса ҫите пуҫларӗ.
До поры до времени Лозневой решил ничего не говорить Гобельману о своих замыслах: борьба с партизанами, как он начинал понимать, дело не одного дня, а потому вести ее надо осмотрительно и безошибочно.

Унӑн шухӑш-кӑмӑлӗ ҫирӗп пулнине Лозневой тахҫантанпах пӗлет, ҫавӑнпа та халь Макарихӑна тивме кирлӗ мар, чеелӗхпе тӗпчесе пӗлмелле, тесе шутларӗ.
Лозневой уже знал твердость ее характера и поэтому трезво рассудил: трогать Макариху пока нельзя, необходимые сведения от нее надо добыть не силой, а хитростью.

Халь Марийкӑна хӑтарса кӑларма тивсен, Лозневой, Гобельмана хуса ҫитсе, халех Анфиса Марковнӑна хуптарса лартма сӗнесшӗн пулчӗ, анчах комендатура крыльци ҫине хӑпарнӑ чухне ун пуҫне урӑхла шухӑш пырса кӗчӗ: Марийка нимӗн те каламарӗ пулсан, Макариха мӗн те пулин каласа парасса кӗтмелли те ҫук.
Когда же пришлось отпустить Марийку, Лозневой, догоняя Гобельмана, решил было предложить немедленно арестовать Анфису Марковну, но, пока поднимался на крыльцо комендатуры, передумал: если Марийка ничего не сказала, то от Макарихи тем более нельзя ждать каких-либо признаний.

Партизансем ӑҫта пурӑннине Марийка пӗлет пулсан, амӑшӗ унран та лайӑх пӗлме пултарнине Лозневой ӗненсе тӑнӑ.
Лозневой был уверен, что если Марийка знала, где скрываются партизаны, то еще лучше знала это ее мать.

Комендант хыҫҫӑн Лозневой та васкаса утма пуҫларӗ; Ерофей Кузьмич ҫумӗнчен иртсе кайнӑ чухне: — Илсе кай ӑна! — тесе хушрӗ.
Вслед за комендантом быстро пошел и Лозневой; проходя мимо Ерофея Кузьмича, он бросил коротко: — Забери ее!

Лозневой Марийкӑран темӗскер ыйтрӗ, анчах ҫавӑнтах каялла чакса, алӑка шарлаттарса хупрӗ.
Лозневой что-то спросил Марийку, но тут же отпрянул от порога и захлопнул дверь.

Мӗн пулчӗ? — кӑшкӑрса ячӗ Лозневой.
Что случилось? — воскликнул Лозневой.

Лозневой кӳршӗри ҫурта, вулӑс коменданчӗ Гобельман патне кайса, ӑна староста сӗнӗвӗ ҫинчен каласа кӑтартрӗ.
Лозневой сходил в соседний дом к волостному коменданту Гобельману и доложил ему о предложении старосты.

— Итле-ха, Ерофей Кузьмич, санӑн шухӑшу питӗ лайӑх, — терӗ Лозневой, — чӑнах та, мӗншӗн тытӑнса пӑхмалла мар?
— Слушай, Ерофей Кузьмич, — сказал Лозневой, — а ведь это у тебя хорошая мысль! В самом деле, почему не попытать?

— Паллах, ху мӗн хушатӑн, сана курӑнарах парать, — терӗ вӑл, Лозневой шухӑша кайса кутник патӗнче чарӑнсан.
— Конечно, как посоветуешь, тебе видней, — продолжал он, когда Лозневой, думая, остановился около нар.

— Мӗн шеллемелли пур? — усаллӑн хирӗҫ тавӑрчӗ Лозневой.
— Какая может быть жалость? — зло ответил Лозневой.