Шырав

Лозневой

Лозневой хайхи Самохвалов ҫине хӑвӑрттӑн та шиклӗн пӑхса илчӗ те, унӑн питне тӗплӗн кураймасӑрах, пуҫне чикрӗ.
Лозневой взглянул на Самохвалова быстрым, тревожным взглядом и, не разглядев даже его лица, опустил глаза.

Пӗр Лозневой ҫеҫ пӑхмарӗ Самохвалов ҫине.
Только Лозневой не смотрел на Самохвалова.

Ольховкӑран ҫурҫӗр енче икӗ ялта пулса вӗсем десант ҫинчен нимле ҫӗнӗ хыпар та илтеймерӗҫ, Лозневой вара виҫҫӗмӗш яла, Пӑши вӑрманӗ ҫывӑхӗнчи Семенкинӑна кайрӗ.
Побывав в двух деревнях к северу от Ольховки и не получив никаких новых сведений о десанте, Лозневой отправился в третью деревню, Семенкино, что стояла близ Лосиного урочища.

Полицайсем десант пирки шапӑлтатса калаҫрӗҫ, шухӑшларӗҫ, Лозневой вара, сӑмсине кӗске кӗрӗкӗн ҫӑмламас ҫухи ӑшне пытарса, йӗри-тавра пӑхкаласа пычӗ.
Полицаи шумно судили-рядили о десанте, а Лозневой, пряча нос в лохматом вороте полушубка, молча и угрюмо поглядывал по сторонам.

Ҫак сутӑнчӑксем хушшинчен чи хаяррисене пуҫтарса, Лозневой десант аннӑ вырӑна тухса кайрӗ.
Подобрав из этого сброда самых отчаянных на вид, Лозневой поехал в предполагаемый район высадки десанта.

Лозневой ҫакӑн ҫинчен ҫар комендантне Гобельмана пӗлтерчӗ.
Лозневой немедленно доложил об этом военному коменданту Гобельману.

Шӑннӑ вилесем тиесе пӑртак шинельсемпе виткеленӗ юлашки ҫуна хыҫне вулӑсри полици коменданчӗ Лозневой вырнаҫса ларчӗ.
На последних санях, загруженных мерзлыми трупами, кое-как прикрытыми шинелями, в самом задке примостился и волостной комендант полиции Лозневой.

Лавсем кӗпӗрленсе тӑракан урама чӳречерен пӑхса илнӗ хыҫҫӑн, Лозневой та васкама пуҫларӗ.
Выглянув в окно на улицу, где скучился обоз, Лозневой тоже заторопился в путь.

— Манран та! — хушса хучӗ Лозневой.
— Да и меня! — добавил Лозневой.

— Пурӑнма вӗрентнӗ вара сана большевиксем! — ҫиллессӗн пӑхса каларӗ Лозневой.
— Научили тебя большевики жить! — злобно косясь, сказал Лозневой.

— Шалу илме хӑнӑхнӑ-им? — ыйтрӗ Лозневой.
— Привык к зарплате? — съязвил Лозневой.

Анчах ҫак сӑн ӑна калама ҫук вырӑнлӑ пулчӗ: каччӑ ҫамрӑкла тунӑ ҫылӑхӗсене чӑнах та ӳкӗнет, тесе шутларӗ Лозневой.
Но этот его вид как нельзя лучше сделал свое дело: Лозневой счел, что парень действительно страдает от искреннего раскаяния за грех своей молодости.

Серьга Хахай комендатурӑна шурчак та салхуллӑн пырса кӗчӗ: вӑл халь те Лозневой унран хӑй тума пултарайманнине тума ыйтасса шанса тӑчӗ.
Пришел Серьга Хахай в комендатуру бледный и мрачный: он все еще втайне ожидал, что Лозневой потребует от него невозможного.

И Лозневой с ними.

Хахай хӑйӗнчен Лозневой партипе комсомола ылханма хушасси ҫинчен аса илтерсен, Ерофей Кузьмич ахӑлтатса кулса ячӗ.
Когда же Хахай высказал предположение, что Лозневой потребует отречения от партии и комсомола, Ерофей Кузьмич даже захохотал.

Лозневой пек йӗксӗксенчен хӑраса тӑратӑп пулать эпӗ!
Испугался я такого выродка, как этот Лозневой.

Лозневой хӑй пурнӑҫӗ улшӑннине халь пирвайхи хут туйса илчӗ, ҫак, пурнӑҫ тӗпренех улшӑнни, ӑна килӗшрӗ.
Лозневой впервые хорошо почувствовал, как изменилось его положение, и ему понравилась эта коренная перемена в жизни.

Лозневой, сасӑпах шухӑшланӑ пек, калаҫма пуҫларӗ:
Словно раздумывая вслух, Лозневой сказал:

— Килӗшет-и вӑл, — асӑрханса ыйтрӗ Лозневой.
— Согласится он? — осторожно спросил Лозневой.