Шырав

Листницкий

Листницкий вӑйӑрханнӑ пекрех пулчӗ, анчах, Ольга Николаевнӑна кура, чӑтаймарӗ, ахӑлтатса кулса ячӗ.
Листницкий разыграл благородное негодование, но под конец, не выдержав роли, расхохотался вслед за ней.

Листницкий Ольга Николаевнӑна хулӗнчен ҫавӑтрӗ, чавсине ҫӑтах хӑй ҫумне чӑмӑртанипе ӑна ирӗклӗн утма чӑрмантарчӗ.
Листницкий вел Ольгу Николаевну под руку, тревожил ее, крепко прижимая ее локоть к себе.

Листницкий ӑна ҫурӑмӗнчен шӑлса ачашларӗ, йыттӑн хуйхине ӑнланнӑ пек, хуллен пӑшӑлтатрӗ:
Листницкий, поглаживая его, прочувствованно шептал:

Листницкий хӑй тусне чӑрмантарса пурӑннине ӑнланчӗ, анчах темшӗн паллакан ҫынсем патне куҫас шут тумарӗ.
Листницкий сознавал, что стесняет друга, но перейти к знакомым почему-то не хотел.

Кайрантарах ҫав вӑхӑта Листницкий ӑшшӑн хумханса аса илчӗ-ха, анчах ун чухне ача пекех ӑссӑр та айванла асаплансаччӗ.
После Листницкий благоговейно перебирал их в памяти, а тогда он мучился по-мальчишески, безрассудно и глупо.

Кӑнтӑрлахи апат вӑхӑтӗнче тин Листницкий хуҫа арӑмне лайӑххӑн тӗсесе пӑхма пултарчӗ.
Только за обедом Листницкий как следует рассмотрел хозяйку.

Листницкий утнӑ ҫӗртех ҫав алӑ ҫине куҫне чалӑштарса пӑхрӗ, вербена шӑршипе хӗвел хӗртсе ӑшӑтнӑ хӗрарӑм ӳчӗн шӑршине ҫӑтнӑ май, хӑйне пӗчӗк ача пек телейсӗр те такам тӗрӗс мар, йывӑр кӳрентернӗн туйрӗ.
Листницкий, шагая, косился на эту руку, вдыхал запах вербены и нагретого солнцем женского тела и чувствовал себя по-детски глубоко несчастным, кем-то несправедливо и тяжко обиженным.

— Ах, Листницкий!
— Ах, Листницкий!

— Леля… манӑн тус Листницкий.
— Леля… мой друг Листницкий.

Листницкий, пенснине шӑлкаласа, хӑй йӗри-тавра ҫӑран варкӑшакан вербена шӑршине ҫӑтрӗ, — ҫакна ӑнлансах питӗ айванла та хивре кулӑпа йӑлкӑшса кулчӗ.
Листницкий протирал пенсне, вдыхая заклубившийся вокруг него запах вербены, и улыбался, — сам сознавая это, — глупейшей, туго натянутой улыбкой.

Хӗрарӑм питӗ хытӑ чупса килнӗрен Листницкий унӑн юбки айӗнче мӗлтлетекен ҫаврака чӗркуҫҫийӗсен мӑкӑрӑлчӑкӗсене, ансӑр пушмак сӑмсисене, каялла ывӑтнӑ пуҫ тӳпинче варкӑшса вӗҫекен ҫӳҫӗн ылтӑн пайӑркисене ҫеҫ курчӗ.
Женщина бежала так быстро, что Листницкий видел только бившиеся под юбкой округло-выпуклые чаши колен, узкие носки туфель да золотую пыльцу волос, взвихренную над откинутой головой.

Анчах май уйӑхӗнче Добровольчески ҫар, кӑштах канса илме тесе, Новочеркасск патӗнче чарӑнса тӑрсан, Листницкий, халтан кайнине туйса, пӗр эрнелӗх отпуск ыйтса илчӗ.
Но в мае, когда Добровольческая армия стала в районе Новочеркасска на короткий отдых, Листницкий почувствовал недомогание, выхлопотал себе двухнедельный отпуск.

Пӑрлӑ поход вӑхӑтӗнче Евгений Листницкий икӗ хутчен аманчӗ: малтан Усть-Лабински станицӑшӑн пынӑ ҫапӑҫура, унтан — Екатеринодара штурмлама кайсан.
Во время ледяного похода Евгений Листницкий был ранен два раза: первый раз — в бою за овладение станицей Усть-Лабинской, второй — при штурме Екатеринодара.

Листницкий, ҫав кӑмӑла пӑлхантаракан хӑнӑхнӑ шӑрша ҫийӗнчех сиссе, каялла ҫаврӑнса пӑхать; малти лавҫӑ, ҫамрӑк кӑна прапорщик, ун ҫине куҫне ҫӗклесе пӑхать те паллакан ҫынна курнӑ евӗр ӑшшӑн кулса илет.
Листницкий сразу почувствовал этот знакомый волнующий запах, повернул голову; передний ездовой, молодой прапорщик, посмотрел на него и улыбнулся, как знакомому.

Листницкий, вӗсен калаҫӑвне тимсӗррӗн тӑнлакаласа, хӑй Ягоднӑйран тухса кайнӑ куна, ашшӗне тата Аксинйӑна аса илет.
Листницкий, невнимательно прислушиваясь к разговору, вспоминал свой отъезд из Ягодного, отца, Аксинью.

«Российӑн чапӗпе илемӗ», — йӳҫҫӗн шухӑшлать Листницкий, кукӑр-макӑр ретсемпе умри колонна пуҫӗ ҫине хурланса пӑхса.
«Цвет России», — думал Листницкий, с острой жалостью оглядывая ряды и голову колонны, ломано изогнувшейся по дороге.