Шырав

Листницкий

Листницкий икӗ лаша тытса усрать — хӑй калашле, «кирлӗ кунта кирлӗ пулма пултарать-ҫке-ха».
Листницкий имел двух лошадей, — «на всякий случай», как говорил он.

— Хам каятӑп казаксемпе, — асӑрхаттарса каларӗ взводнӑй офицера Листницкий.
— Я поеду с казаками, — предупредил взводного офицера Листницкий.

Казака чӗнсе илсе пӗр пытармасӑр каласа пама ыйтни асӑрханмасӑр тунӑ айванла пулса тухать, ҫавӑнпа та Листницкий майлӑрах саманта кӗтсе илме шутласа хучӗ.
Вызвать казака на откровенный разговор было бы глупо и неосторожно, поэтому Листницкий решил выжидать.

Листницкий Лагутина мӗнле те пулин ҫывӑхрах пӗлме, ун пуҫӗнче йӑва ҫавӑрнӑ шухӑшсене хыпашласа пӑхма шут тытрӗ.
Листницкий решил, что ему необходимо как-нибудь поближе узнать Лагутина, прощупать его.

Листницкий калаҫма чарӑннӑ юлташӗн ытарлӑ шухӑшӗсем ӑҫтарахри тӗттӗм кӗтесре сӗтӗрӗнсе ҫӳренине тавҫӑрма хӑтланчӗ, анчах вӗҫне-хӗрне тупма пултараймарӗ.
И Листницкий хотя и пытался, но не мог разобраться, в каких потемках бродят сейчас мысли умолкшего сослуживца.

Листницкий хӑйӗн сӑмахӗсем ҫитес ҫӗре ҫитмессе тата ӗнтӗ Атарщиков халь хӑйӗн чун-чӗрин вӑрттӑн ҫӑрине тӑнчах питӗрсе лартасса сиснӗ ҫӗртех хыпӑнса каларӗ.
Листницкий говорил, подсознательно чувствуя, что слова его не доходят до цели и что Атарщиков сейчас закроет перед ним створки своей душевной раковины.

— Куратӑн-и мӗн, — асӑрханса пуҫларӗ Листницкий.
— Видишь ли, — осторожно начал Листницкий.

— Мӗн пирки эсӗ? — сыхланарах ыйтрӗ Листницкий.
— О чем ты? — настороженно спросил Листницкий.

Унӑн куҫ хӑрпӑкӗ ҫинчи хӑмӑр тур паллийӗ тӑрӑх куҫҫуль тумламӗ сиввӗн йӑлтӑртатса юхса аннине Листницкий кайран курса ӗлкӗрчӗ.
И лишь под конец Листницкий заметил, как через коричневый кургашек родинки на глазу сбежала у него холодно сверкнувшая слезинка.

Листницкий, шӗвӗр чӗркуҫҫийӗсене аллипе шӑлкаласа, малалла калаҫрӗ:
Листницкий, потирая кулаками острые углы колен, продолжал:

— Тӗрӗс, Листницкий!
— Верно, Листницкий!

— Ҫаплах — аса илме хӑрушӑ ӗҫсем унта! — малалла каларӗ Листницкий.
— Вот именно — кошмар! — продолжал Листницкий.

Пирӗн халӗ тӑванлашас, — Листницкий ку сӑмаха хытӑрарах каларӗ, — пулать казаксемпе.
Мы должны, — Листницкий подчеркнул это слово, — сродниться с казаком!

Листницкий чей кашӑкӗпе стаканне шӑкӑртаттарса илчӗ те, офицерсем шӑпланса ҫитсен, сӑмахӗсене таткаласа ҫирӗппӗн калаҫма тытӑнчӗ:
Листницкий постучал ложечкой о стакан; собрав внимание офицеров, раздельно сказал: