Шырав

Шырав ĕçĕ:

Грушницкий (тĕпĕ: ) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Грушницкий килчӗ те мана мӑйран ыталаса илчӗ, — ӑна офицера кӑларнӑ.
Пришел Грушницкий и бросился мне на шею: он произведен в офицеры.

Июнӗн 3-мӗшӗ // Николай Пиктемир, Нестор Янкас. Михаил Лермонтов. Пирӗн вӑхӑтри герой. Н. Пиктемирпа Н. Янкас куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑвашкӗнекеиздат, 1964

Грушницкий чӑннипех йӑлӑхтарса ҫитернӗ ӗнтӗ ӑна.
Решительно, Грушницкий ей надоел.

Майӑн 29-мӗшӗ // Николай Пиктемир, Нестор Янкас. Михаил Лермонтов. Пирӗн вӑхӑтри герой. Н. Пиктемирпа Н. Янкас куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑвашкӗнекеиздат, 1964

Вӑл ман умра Грушницкипе ҫепӗҫ калаҫу пуҫарма хӑяймасть, ҫавӑнпа вӑл Грушницкий хӑтланчӑшӗнчен темиҫе хут та тӑрӑхласа кулкаларӗ, Грушницкий ун патне пырса тӑрсанах эпӗ йӑвашшӑн пӑхнӑ пек тӑватӑп та вӗсене иккӗшне ҫеҫ хӑваратӑп; малтан хӗр уншӑн хӗпӗртерӗ те, хӗпӗртенӗ пек кӑтартасшӑн кӑна пулчӗ-и вӑл, унтан хайхи мана ҫилленчӗ, каярахпа Грушницкие ҫилленсе ҫитрӗ.
Она при мне не смеет пускаться с Грушницким в сентиментальные прения и уже несколько раз отвечала на его выходки насмешливой улыбкой; но я всякий раз, как Грушницкий подходит к ней, принимаю смиренный вид и оставляю их вдвоем; в первый раз была она этому рада или старалась показать; во второй — рассердилась на меня, в третий — на Грушницкого.

Княжна хӗпӗртет; Грушницкий те ҫавӑн пекех.
Княжна торжествовала, Грушницкий тоже.

Майӑн 23-мӗшӗ // Николай Пиктемир, Нестор Янкас. Михаил Лермонтов. Пирӗн вӑхӑтри герой. Н. Пиктемирпа Н. Янкас куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑвашкӗнекеиздат, 1964

Вӑл итлесе пӗтермесӗрех аяккалла пӑрӑнчӗ, Грушницкий патне ларчӗ те, вӗсен хушшинче вара темӗнле калаҫу пуҫланчӗ: княжна унӑн ҫаврӑнӑҫлӑ сӑмахӗсене хирӗҫ пӑтранчӑк сӑмахсемпе тавӑрчӗ пулмалла, хӑй ҫав вӑхӑтрах тимлӗн итлем пек турӗ: Грушницкий, вӑл мӗншӗн пӑшӑрханса пӑхнине, мӗншӗн унӑн чӗри вӑрканине пӗлесшӗн пулса, ун ҫине тӗлӗнсе пӑхкаларӗ.
Она не дослушала, отошла прочь, села возле Грушницкого, и между ними начался какой-то сентиментальный разговор: кажется, княжна отвечала на его мудрые фразы довольно рассеянно и неудачно, хотя старалась показать, что слушает его со вниманием, потому что он иногда смотрел на нее с удивлением, стараясь угадать причину внутреннего волнения, изображавшегося иногда в ее беспокойном взгляде…

— Грушницкий тӗрӗс калать иккен, сирӗн туйӑм ытла та мӑка тесе….
— Грушницкий прав, говоря, что у вас самые прозаические вкусы…

Анчах Грушницкий вара чавсипе рояль ҫине таянсах ӑна куҫпа ҫисе ярассӑн пӑхса тӑчӗ, ҫурма сассипе вӑл минутсерен ӑна ҫапла калать:
Зато Грушницкий, облокотясь на рояль против нее, пожирал ее глазами и поминутно говорил вполголоса: «Charmant! délicieux!

Ҫакӑншӑн Грушницкий те питӗ савӑнать.
Грушницкий, кажется, очень рад этому.

— Итле, — терӗ Грушницкий питӗ мӑнаҫлӑн, — малашне те манӑн тусӑмах пулас тетӗн пулсан, тархасшӑн эпӗ юратнинчен ан кул.
— Послушай, — сказал Грушницкий очень важно, — пожалуйста, не подшучивай над моей любовью, если хочешь остаться моим приятелем…

Грушницкий мана катаранах курчӗ те ман пата пычӗ: хӗпӗртенипе унӑн куҫӗсем темӗнле кулӑшла йӑлтӑртатаҫҫӗ.
Грушницкий, увидав меня издали, подошел ко мне: какой-то смешной восторг блистал в его глазах.

Ҫакӑнта пирӗн калаҫу урӑххи ҫине куҫрӗ те Грушницкий ҫинчен урӑх сӑмах пулмарӗ.
Тут разговор переменил направление и к этому уж более не возвращался.

Майӑн 22-мӗшӗ // Николай Пиктемир, Нестор Янкас. Михаил Лермонтов. Пирӗн вӑхӑтри герой. Н. Пиктемирпа Н. Янкас куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑвашкӗнекеиздат, 1964

— Манӑн тусӑм Грушницкий те-и?
— Даже мой друг Грушницкий?

Ӗнтӗ ӳсӗр улпут ҫинчен те, иртнӗ вӑхӑтра хама мӗнле тытни ҫинчен те, Грушницкий ҫинчен те эпӗ пӗрре те асӑнтармарӑм.
Я не намекал ни разу ни о пьяном господине, ни о прежнем моем поведении, ни о Грушницком.

Грушницкий хӗвел пек ҫуталса кайрӗ…
Грушницкий просиял, как солнце…

Чӳрече патӗнче, халӑх хушшинче, Грушницкий тӑрать, пит-куҫне вӑл кантӑк ҫумнерех тытнӑ та пики ҫинчен куҫне илмесӗр пӑхса тӑрать: ун умӗнчен иртнӗ чух пики ӑна кӑшт палӑрмалла пуҫне тайрӗ.
Под окном, в толпе народа, стоял Грушницкий, прижав лицо к стеклу и не спуская глаз с своей богини; она, проходя мимо, едва приметно кивнула ему головой.

Майлӑ вӑхӑт пуласса кӗтетӗп, Грушницкий, мӗлке пекех, княжна хыҫҫӑн йӗрлесе пур ҫӗрте те ҫӳрет: вӗсем вӗҫӗмсӗр калаҫаҫҫӗ, хӑҫан вӑл ӑна йӑлӑхтарса ҫитерӗ-ши?
Жду удобного случая, Грушницкий, как тень, следует за княжной везде; их разговоры бесконечны: когда же он ей наскучит?..

Майӑн 21-мӗшӗ // Николай Пиктемир, Нестор Янкас. Михаил Лермонтов. Пирӗн вӑхӑтри герой. Н. Пиктемирпа Н. Янкас куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑвашкӗнекеиздат, 1964

— Тепӗр енчен илсен, вӑл саншӑнах начар, — терӗ малалла Грушницкий; — халь сана вӗсемпе паллашма йывӑр пулать, хӗрхенетӗп сана!
» — Впрочем, для тебя же хуже, — продолжал Грушницкий, — теперь тебе трудно познакомиться с ними, — а жаль!

Майӑн 16-мӗшӗ // Николай Пиктемир, Нестор Янкас. Михаил Лермонтов. Пирӗн вӑхӑтри герой. Н. Пиктемирпа Н. Янкас куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑвашкӗнекеиздат, 1964

Грушницкий пулас…
Верно, Грушницкий…

Грушницкий ман ҫине кӑмӑлсӑр пӑхса илчӗ.
Грушницкий бросил на меня недовольный взгляд.

— Мӗн иккен маншӑн Россия? — тавӑрчӗ ӑна хирӗҫ Грушницкий, — вӑл ҫӗршывра пин-пин ҫын хӑйсем пуян пирки ман ҫине йӗрӗнсе пӑхаҫҫӗ, ҫав вӑхӑтрах кунта — кунта ҫак хулӑн шинель те мана сирӗнпе паллашма чӑрмантармарӗ…
— Что для меня Россия! — отвечал ее кавалер, — страна, где тысячи людей, потому что они богаче меня, будут смотреть на меня с презрением, тогда как здесь — здесь эта толстая шинель не помешала моему знакомству с вами…

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика