Шырав

Шырав ĕçĕ:

яланах сăмах пирĕн базăра пур.

яланах (тĕпĕ: яланах) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Питӗ те нумай ӗҫрӗҫ, тепӗр тесен, полкра яланах ҫаплалла ӗҫнӗ-ха: пӗр-пӗрин патӗнче хӑнара чух, пухура, ятлӑ-чаплӑ апатланусемпе пикниксенче.
Вообще пили очень много, как и всегда, впрочем, пили в полку: в гостях друг у друга, в собрании, на торжественных обедах и пикниках.

XIV // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Ромашовӑн питех те Шурочкӑпа пӗрле каяс килетчӗ, анчах Михин ӑна яланах килӗшнӗ, ҫитменнине, ҫак чипер кӑна ачан тап-таса та ҫап-ҫутӑ куҫӗсем ун ҫинелле йӑлӑнса, тархасласа пӑхаҫҫӗ, ҫаплах татах Ромашов чунӗ ҫав минутра пӗтӗмпех пысӑк та савӑнӑҫлӑ туйӑмпа тулса ларнӑччӗ, — вӑл ӑна хирӗҫлеймерӗ, килӗшрӗ.
Ромашову очень хотелось ехать вместе с Шурочкой, но так как Михин всегда был ему приятен и так как чистые, ясные глаза итого славного мальчика глядели с умоляющим выражением, а также и потому, что душа Ромашова была в эту минуту вся наполнена большим радостным чувством, — он не мог отказать и согласился.

XIII // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Хӗрачасене вӑл яланах ниҫта шӑнӑҫман йӗрӗнкеҫсем каласа тултарать, ҫавӑнпа лешсем йӗрсе ярас патнех ҫитеҫҫӗ.
Он всегда такие гадости говорит девочкам, что они просто готовы плакать.

Ҫаплах тата madame Тальманпа ҫывӑх пулни те паллӑччӗ пулас унӑн: хӑнана ӑна яланах ҫав хӗрарӑма пула чӗнеҫҫӗ — ҫапларах хушатчӗҫ полкри евӗклӗхпе тимлӗхӗн хӑйне евӗр саккунӗсем.
Было так же наверно известно о его близости с madame Тальман: ради нее его и приглашали обыкновенно в гости — этого требовали своеобразные законы полковой вежливости и внимания.

Ӑна тытса илме ҫук, ӑна тавҫӑрса та илейместӗн, анчах вӑл таҫта шалта, ӑстӑн хыҫӗнче пурри яланах ним йӑнӑшсӑр сисӗнсе, палӑрса тӑрать.
Это неуловимо, это непостижимо, но оно всегда безошибочно чувствуется где-то в глубине, за сознанием.

XII // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Унӑн ӗмӗрлӗхех, ҫуралнӑ кунран пуҫласах, чӗмсӗр, пӑхӑнуллӑ сехре хӑппи хытса ларнӑ евӗр анра-сухралла куҫӗсемпе тӗл пулсан, подпоручик чӗринче яланах темӗн ӑнланмалла марри, кичемлӗхпе кӑмӑла кӑшлакан намӑслӑх евӗрскер, йӑшӑлтата-йӑшӑлтата илет вара.
И когда подпоручик встречался с его бессмысленными глазами, в которых, как будто раз навсегда с самого дня рождения, застыл тупой, покорный ужас, то в его сердце шевелилось что-то странное, похожее на скуку и на угрызение совести.

X // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Мӗнпур анекдочӗ киревсӗрччӗ, кӑнттамччӗ те тӳрккесчӗ, кун пек чухне вара, яланах ҫаплалла-ҫке, пӗр калавҫи ҫех кулӑ хускатма пултарать — чи сӗмсӗрри те намӑс-симӗсне пуринчен ытларах ҫухатни.
Все анекдоты были скверные, похабные и неостроумные, и, как это всегда бывает, возбуждал смех только один из рассказчиков, самый уверенный и циничный.

IX // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Ҫак фигура вӑхӑтӗнче залӑра яланах илемсӗр, тӳрккес те йӗркесӗрле тӗркӗшӳ хускалса каять вара.
От этой фигуры всегда происходила в зале неловкая, грубая и некрасивая суета.

Анчах Раиса, суяс тӗлӗшпе яланах хастар пулнӑскер, пач та ҫухалса тӑмарӗ: — Юрий Алексеевич ҫаплах философилет акӑ, — терӗ шанӑҫлӑ сӗмсӗрлӗхпе.
Но Раиса сказала с той наглой уверенностью, которую она всегда проявляла во лжи: — Юрий Алексеевич все философствует.

Виҫҫӗмӗш кадрильте, сӑмахран, кирек хӑҫан та фигурӑсене пӑтраштарттараҫҫӗ, ӑна юри мар пек, чӑнласах йӑнӑшнӑ пек тумалла, хаваслӑ йӑнӑшу, ҫакӑ вара яланах арпашупа ахӑлтату хускатать.
Так, в третьей кадрили всегда считалось необходимым путать фигуры и делать, как будто неумышленно, веселые ошибки, которые всегда возбуждали неизменную сумятицу и хохот.

— Ах, яланах ҫӗкленӳллӗ температура манӑн! — калаҫрӗ Раиса Александровна, куллипеле хӑй сӑмахӗсенче темле уйрӑммӑн ӑнланмалли илемсӗр пӗлтерӗш пуррине палӑртасшӑн пулса.
— Ах, у меня всегда возвышенная температура! — продолжала Раиса Александровна, намекая улыбкой на то, что за ее словами кроется какой-то особенный, неприличный смысл.

— Ҫук, каласа-амӑр, граф, мӗншӗн мана яланах ҫапла пӑчӑ? — вӗрттеркӗчпе хӑвӑрттӑн сулкаланӑ май, хӑй умнелле ӳпӗннӗ Олизар ҫине пӑхса, юрланӑ пек тӑстарчӗ вӑл ачашшӑн.
Она быстро обмахивалась веером и, глядя на склонившегося перед ней Олизара, говорила с певучей томностью: — Нет, ск'жи-ите, граф, отчего мне всегда так жарко?

Тин ҫеҫ бала уҫнӑ Петерсон, — дамӑсемшӗн ку яланах хӑйне уйрӑм мӑнаҫлӑх шутланать, — халӗ ӗнтӗ ҫинҫе те яштака Олизарпа кайрӗ.
Петерсон, только что открывшая бал, что всегда для дам служило предметом особой гордости, теперь пошла с тонким, стройным Олизаром.

Аслӑ чӗмсӗрҫӗ офицерсен пуххисене пырса ҫӳренӗ, апатланнӑ чухне… гето… ылттӑн чыхса тултарнӑ кушилккине, тӑванӑмҫӑм эс манӑн, яланах хӑй умне сӗтел ҫине кӑларса хунӑ.
Великий молчальник посещал офицерские собрания и, когда обедал, то… гето… клал перед собою на стол кошелек, набитый, братец ты мой, золотом.

VIII // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Ромашова унӑн кӑшт ӑмӑртарах хӳхӗм питӗнче яланах, — ӑна, ҫав ӑнланса пӗтерме ҫукла шуранка пите, кӑвактараххӑн курӑнакан хуп-хура ҫӳҫӗ тата вӑйлӑнрах тӗттӗмлетет, — темӗн тармакли, тытса тӑркӑслаканни те хаярри, мӗн-тӗр этеме мар, питӗ пысӑк та вӑйлӑ тискер кайӑка ҫеҫ тивӗҫекенни пур пеклӗн туйӑнса тӑрать.
Ромашову всегда чуялось в его прекрасном сумрачном лице, странная бледность которого еще сильнее оттенялась черными, почти синими волосами, что-то напряженное, сдержанное и жестокое, что-то присущее не человеку, а огромному, сильному зверю.

Ҫак офицер Ромашовра яланах вӗчӗхӳллӗ те ӑнланмалла мар туйӑм хускатнӑ, шикленни пекрехскер те вӑл, кӑсӑкланнӑ евӗртерехскер те.
Этот офицер всегда производил странное и раздражающее впечатление на Ромашова, возбуждая в нем чувство, похожее на страх и на любопытство.

Гвардин ылттӑн ҫамрӑкӗсем пек тӑватӑп тесе, — хӑй ҫапла картнӑ тӑрӑх, паллах, — вӑл яланах ҫакнашкал хуҫкалантарса та эрешлентерсе калаҫать.
Он всегда говорил таким ломаным, вычурным тоном, подражая, как он сам думал, гвардейской золотой молодежи.

Ку пӳлӗмсене, столовӑйсӑр пуҫне, ҫынсем пит килсех ҫӳремеҫҫӗ, вӗсене нихӑҫан та уҫӑлтармаҫҫӗ, ҫавӑнпа унта яланах нӳрлӗ, йӳҫӗхсе пуланнӑ, йӗклентерекен сывлӑш тӑрать, кун ҫумне тата сӗтел-пукана сӑрнӑ кавир йышши пуставӑн хӑйне евӗр начаркка шӑрши те хутшӑнса пӑтрашӑнать.
Так как все эти помещения, кроме столовой, были обыкновенно необитаемы и никогда не проветривались, то в них стоял сыроватый, кислый, нежилой воздух, к которому примешивался особый запах от старой ковровой обивки, покрывавшей мебель.

Ҫак генерал вара, хӑй патне хӑнасем пухӑнсан, яланах шӑп та шай тӗп-тӗрӗссӗн вунпӗрте ҫывӑрма каятчӗ.
Так этот генерал, когда у него собирались гости, всегда уходил спать аккуратно в одиннадцать.

VII // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

— Эхер те патша пулсассӑн, эпӗ яланах спаржа ҫимеллеччӗ! — хавассӑн каласа хучӗ вӑл, ҫумӑр курӑкӗ илсе килсе парсан, куҫа шартмаллах шурӑ та хытӑ салфеткӑна тужурка ҫухи ӑшне тарӑнтарах чикнӗ май.
Когда подали спаржу, он, глубже засовывая за воротник тужурки ослепительно белую жесткую салфетку, сказал весело: — Если бы я был царь, всегда бы ел спаржу!

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика