Шырав

Шырав ĕçĕ:

йӗрсем (тĕпĕ: йӗр) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Унӑн пуҫне бинтпа чӗркенӗ, пичӗпе аллисем ҫинче вутра пиҫнӗ йӗрсем ҫуталса тӑраҫҫӗ.
Голова у него была забинтована, на лице и руках багровели следы ожогов.

Тӑваттӑмӗш сыпӑк // Михаил Рубцов. Николай Бирюков. Чайка: роман; вырӑсларан Михаил Рубцов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 432 с.

Унӑн сӑнарӗнче аптраса ӳкнине кӑтартакан йӗрсем ерипен сирӗлеҫҫӗ.
С лица его медленно сходило выражение ошеломленности.

Пӗрремӗш сыпӑк // Михаил Рубцов. Николай Бирюков. Чайка: роман; вырӑсларан Михаил Рубцов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 432 с.

Федя ҫурӑмӗ ҫинче юн юхакан йӗрсем пур.
На спине у Феди были рубцы — чуть затянувшиеся и кровоточащие.

Виҫҫӗмӗш сыпӑк // Михаил Рубцов. Николай Бирюков. Чайка: роман; вырӑсларан Михаил Рубцов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 432 с.

Сасартӑк — малта, сылтӑмра, сулахайра, йытӑ йӗрӗ пек йӗрсем курӑнчӗҫ.
И вдруг — спереди, справа, слева, наперерез — машистые, словно собачьи, следы.

Йӗр тӑрӑх // Михаил Рубцов. Виталий Бианки. Йӗр тӑрӑх; вырӑсларан Михаил Рубцов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1952. — 86–95 с.

«Ҫӗрле уйӑх ҫутатнӑ пулсан, йӗрсем тӑрӑх ачана шыраса тупнӑ пулӑттӑм.
«Если б луна ночью, может, и отыскал бы парнишку по белотропу.

Рысь — йывӑҫ ҫине хӑпарать, анчах эсӗ юр ҫинчи йӗрсем ҫинче чӗрне вырӑнӗсем пур терӗн-ҫке-ха?
Рысь лазает, да ведь ты говоришь — когти на следу?

Хӑрасси ӑҫтан пуҫланса кайнӑ // Михаил Рубцов. Виталий Бианки. Йӗр тӑрӑх; вырӑсларан Михаил Рубцов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1952. — 73–85 с.

Йӗрсем чӑрӑш вӗтлӗхне кӗрсе кайрӗҫ, унтан тухса пысӑк хыр патнелле пӑрӑннӑ…
Следы ушли в ельничек, вышли из него, подошли к большой корявой сосне и тут…

Тӗрлӗ йӗрсем Смирькӑна хӑшӗ йыттӑн, хӑшӗ мулкачӑн, хӑшӗ юсӑн пулнине уйӑрса илме Сысой Сысоич вӗрентнӗ.
Разбирать их Смирьку научил Сысой Сысоич, — какие собачьи, какие заячьи, хоря, горностая.

Унӑн гимнастёрки ҫинче кутамкка ҫакки хӗреслетнӗ йӗрсем палӑраҫҫӗ, пиҫиххи хушшинче пуртӑ.
На груди его, поверх военной гимнастерки, крест-накрест перехлестнулись ремни вещевого мешка, за поясом был засунут топор.

Вунвиҫҫӗмӗш сыпӑк // Михаил Рубцов. Николай Бирюков. Чайка: роман; вырӑсларан Михаил Рубцов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 432 с.

Пит ҫӑмартисем тата ытларах путса кӗнӗ, куҫӗсем тӗксӗмленнӗ, куҫ хӗррисем кӑвакарса кайнӑ, тутине пӗчӗк йӗрсем йӗрлесе тӑраҫҫӗ.
Щеки осунулись еще больше, глубоко запавшие глаза густо обвела синева, а губы побледнели, и по краям очертили их тонкие морщинки.

Вуннӑмӗш сыпӑк // Михаил Рубцов. Николай Бирюков. Чайка: роман; вырӑсларан Михаил Рубцов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 432 с.

Пурӑнса ирттернӗ ҫулсем ҫӑмӑлах мар пулнӑ пулас ҫав, Василиса Прокофьевнӑн ҫамки ҫине пӗркеленчӗксем, тути хӗррине тарӑн йӗрсем хӑварнӑ.
Нелегко, видно, прожитые годы положили глубокую складку между светлыми ее бровями и резко очертили углы рта.

Иккӗмӗш сыпӑк // Михаил Рубцов. Николай Бирюков. Чайка: роман; вырӑсларан Михаил Рубцов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 432 с.

Ҫамрӑк ҫын мар ӗнтӗ вӑл: тӑнлавӗ ҫинчи ҫӳҫӗ кӑвакарнӑ, тӳрӗ ҫамки ҫинче икӗ тарӑн йӗр палӑрса тӑрать; шухӑша кайнипе пӑртак хӗснӗ куҫӗсем патӗнче, эрешмен карти евӗр, пӗчӗк йӗрсем пуҫтарӑннӑ.
Он был уже не молод: волосы на висках тронула седина, по крутому лбу волнисто разбегались две глубокие морщины; у задумчивых, слегка прищуренных глаз собрались черточки — сетчатые и тонкие, как паутина.

Ҫакӑн пек кунсенче ҫӗнӗ йӗрсем часах ҫухалаҫҫӗ, унччен пулнӑ йӗрсем яланхи пекех киввӗн курӑнса тӑраҫҫӗ.
В такой хмурый день свежие следы быстро расплываются, а прежние следы кажутся одинаково старыми.

Юр ҫинчи приказ // Михаил Рубцов. Виталий Бианки. Йӗр тӑрӑх; вырӑсларан Михаил Рубцов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1952. — 3–16 с.

Юр ҫине ҫырнӑ сӑмахсене кашни кунах пӑхса, уйри йӗрсем мӗнле улшӑнса тӑнине те пӗлсе тӑма пултаратӑп-ҫке-ха.
Ведь по этой надписи мне каждый день будет видно, какие изменения происходят и со следами в поле.

Тискер кайӑка йӗрпе йӗрлесе тупма, кашни кунах лайӑх кун мар, йӗрсем тӗрлӗрен пулаҫҫӗ, ку ҫанталӑкран килет.
А зверя тропить, то есть разыскивать по следам, — не всякий день удобно, след разный бывает, смотря по погоде.

Таптанма ӗлкӗреймен кӗрпеклӗ юр ҫинче ут чӗрнисенчен ҫавракарах йӑшӑк йӗрсем юлаҫҫӗ, ӗнерхи ӑшӑ ҫанталӑк юра лаптӑкӑн-лаптӑкӑн ҫисе кайнӑ вырӑнсенче вара хӑй ҫумне хутланса выртнӑ пӗлтӗрхи вилӗ курӑклӑ ҫара ҫӗр ут чӗрнисем айӗнче кӑшт кӑна пута-пута анать, янӑравсӑр сасӑпа кӑчӑрт-кӑчӑрт туса пырать.
На зернистой снежной целине копыта лошадей оставляли неясные, осыпающиеся, круглые отпечатки, а там, где вчерашняя оттепель съела снег, голая земля с приникшей к ней мертвой прошлогодней травой лишь слегка вминалась под копытами и, продавливаясь, глухо гудела.

XII // Аркадий Малов. Шолохов М.А. Лӑпкӑ Дон. Роман: IV кӗнеке. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1979. — 504 с.

Унта, аллине пуҫласа кӑранташ тытнӑ ача хайтакаланӑ кукӑр-макӑрсем пек, айванла йӗрсем ҫырса тултарнӑ.
Лист бумаги был исчеркан неумелыми кривыми линиями и походил на рисунок ребенка, впервые взявшего в руки непослушный, неловкий инструмент взрослых.

2 // Антал Назул. Титов, Владислав Андреевич. Вилӗме ҫӗнтерсе…: повесть; вырӑсларан Анатолий Ерусланов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1972. — 7–163 с.

Пантелей Прокофьевич тарса пурӑннӑ вӑрҫӑ, хӑй хыҫҫӑн хӑрушла арканчӑк йӗрсем хӑварса, хӑех унӑн килне ҫитсе кӗнӗ.
Война, от которой бегал Пантелей Прокофьевич, сама пришла к нему во двор, оставив после себя безобразные следы разрушения.

XXIV // Аркадий Малов. Шолохов М.А. Лӑпкӑ Дон. Роман: IV кӗнеке. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1979. — 504 с.

Вӑл хальхи Григорий пулмарӗ; куҫне ӗшенчӗклӗн хӗстерсе пӑхакан, хура мӑйӑх вӗҫӗсем сарӑхнӑ, тӑнлавӗсем вӑхӑтсӑр кӑвакарнӑ тата ҫамки хаяррӑн пӗркеленнӗ, мӑнӑ, хӑюллӑ, пурнӑҫ тути-масине пайтах астивсе курнӑ — вӑрҫӑ ҫулӗсенче хуйхӑ-суйхӑпа асап нихҫан тикӗсленми йӗрсем хӑварнӑ тӗреклӗ казак пулмарӗ; ун куҫӗ умне ҫамрӑк пирки ачашлама тӳрккесрех те майне-шывне пит пӗлсех кайман, каччӑнни пек ҫаврака та ҫинҫе мӑйлӑ тата тути яланах ним шухӑшсӑр кулӑпа ейӗлекен ӗлӗкхи Гришка Мелехов тухса тӑчӗ.
Перед глазами ее возникал не теперешний Григорий, большой, мужественный, поживший и много испытавший казачина с усталым прижмуром глаз, с порыжелыми кончиками черных усов, с преждевременной сединой на висках и жесткими морщинами на лбу — неистребимыми следами пережитых за годы войны лишений, — а тот прежний Гришка Мелехов, по-юношески грубоватый и неумелый в ласках, с юношески круглой и тонкой шеей и беспечным складом постоянно улыбающихся губ.

I // Аркадий Малов. Шолохов М.А. Лӑпкӑ Дон. Роман: IV кӗнеке. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1979. — 504 с.

Кудиновӑн пичӗ ҫине лӑчӑр-шӑчӑр хӗрлӗ йӗрсем тапса тухрӗҫ.
У Кудинова по лицу все явственней проступали красные пятна.

XXXVIII // Аркадий Малов. Михаил Шолохов. Лӑпкӑ Дон: роман. Виҫҫӗмӗш кӗнеке. Аркадий Малов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1974. — 438 с.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика