Шырав

Эттай

Эттай тумтирӗ ҫумне ҫыпҫӑннӑ тӑма шӑлса тасаткаларӗ те хӑйӗн учительниципе курнӑҫма шкулалла ҫул тытрӗ.
Отряхнувшись, насколько мог, от приставшей к одежде глины, Эттай направился в школу, чтобы встретиться со своей учительницей.

Учительницӑна каласа парас пулать, — шухӑшларӗ Эттай.
Это учительнице сказать надо, — подумал Эттай.

Эттай мамӑк юра пӗр ывӑҫ ывӑҫласа илчӗ те, аллине юрпа лайӑхрах тасатса, ял тӑрӑх утрӗ.
Эттай загреб полные горсти пушистого снега, протер им как следует руки и побрел вдоль поселка.

Эттай плита ҫинчен сиксе анчӗ те хӑйӗн ӗҫӗ ҫине халӗ, паҫӑрхи пек, хавасланса пӑхмарӗ.
Соскочив с плиты, Эттай смотрел на свою работу уже далеко не с тем восторгом, с каким он любовался ею всего минут пятнадцать назад.

Хӑраса ӳкнӗ Эттай плита ҫинче ни вилӗ, ни чӗрӗ тӑрать.
Ошеломленный Эттай стоял на плите ни жив ни мертв.

Эттай хаваслансах ӗҫлет.
Эттай окончательно увлекся.

Эттай кирпӗч суйласа илчӗ те, тӑм витрине аран-аран ҫӗклесе, плита ҫине лартрӗ, унтан вара хӑй те плита ҫине улӑхса тӑчӗ.
Отобрав кирпичи, Эттай с трудом поднял на плиту ведро с глиной, а затем туда же забрался и сам.

Виктор Сергеевичпа комсомолецсем пиллӗкмӗш сехетре кӑнтӑрлахи апат тума кайсан, Эттай нумайччен туса пӗтермен кӑмака тавра ҫӳрерӗ, пӗрре кӑмака ҫӑварне пуҫне чиксе пӑхать, тепре кӑмака алӑкӗсене, конфоркисене уҫа-уҫа хупать.
Когда Виктор Сергеевич и комсомольцы в пятом часу дня ушли обедать, Эттай долго ходил возле неоконченной печи, то заглядывая внутрь топки, то открывая и закрывая дверцу и конфорки.

Вутпа тӗтӗм, апла, кӑмака ҫӑварӗнчен канал тӑрӑх ҫӳлелле каяҫҫӗ, унтан каллех аялалла, унтан каллех ҫӳлелле, каллех аялалла, ҫакӑн хыҫҫӑн тин мӑръерен тухаҫҫӗ, — хӑй ӑшӗнче шухӑшларӗ Эттай; кирпӗчсене мӗнле хунине пӑхкаласа. — Ашӗнче вут ҫӳрекен машина пек пулать».
Огонь и дым, значит, идти должны из топки по каналу вверх, потом опять вниз, потом снова вверх, и опять вниз, и только после этого в трубу,— рассуждал про себя Эттай, присматриваясь, каким образом укладываются кирпичи. — Это как бы машина такая, внутри которой ходит огонь».

Мӑнаҫлӑ та кӑшт вӑраххӑн ҫаврӑнкалакан Эттай, умне михӗ ҫыхса янӑскер, мӗн хушнине пурне те туса пырать, ҫавӑнтах тата Виктор Сергеевич мӗнле ӗҫленине курма та ӗлкӗрет.
Важный и немножко медлительный, подпоясанный поднятым с полу мешком, Эттай выполнял поручение за поручением, не упуская, однако, из виду ни одного действия Виктора Сергеевича.

Пӗрремӗш кӑмака тума пуҫланӑ пӳрте, кӑнтӑрла иртсен, Эттай хуллен пырса кӗчӗ.
Во вторую половину дня в дом, где клали первую печь, тихо вошел Эттай.

Анчах Эттай хӑҫан та пулин хӑй сӑмахне, чӑнах та, тӳрре кӑларма хӑясси ҫинчен никам та шухӑшламарӗ.
Но никто не думал, что Эттай когда-нибудь действительно решит исполнить свои слова.

— Тӑхтӑр, ан саланӑр-ха! — ҫӗнӗрен кӑшкӑрса ячӗ Эттай.
— Подождите, не расходитесь! — снова закричал Эттай.

— Шел, эпӗ кунта пулман! — тарӑхнипе ӗнсине хыҫса илчӗ Эттай.
Эттай досадливо почесал затылок: — Ах, жаль, меня не было здесь!

Мӗн пулнӑ? — кӑшкӑрса ячӗ Эттай, чавсисемпе, пуҫӗпе сире-сире, ачасем хушшинелле кӗрсе.
Что случилось? — кричал Эттай, локтями и головой пробивая себе дорогу в самую гущу толпы.

Ҫав вӑхӑтра коридор алӑкӗ уҫӑлчӗ, комсомолецсем кӑмака тума вӗреннине курма кайнӑ Эттай кӗрсе тӑчӗ.
В это время дверь в коридор отворилась, и на пороге показался Эттай, бегавший посмотреть, как комсомольцы учатся класть печи.

Ирхине ирех тӑратӑп та, ир ҫинче пуҫ та лайӑх ӗҫлет, Эттай пек, пилӗк минут хушшинчех туса хуратӑп…»
Утречком рано встану, голова свежая будет, тогда, как Эттай, за пять минут решу…»

Ку таврари тинӗс хӗрринче пурте пӗлеҫҫӗ ӑна, — мӑнаҫлӑн пӗлтерчӗ Эттай.
Его по всему побережью как костореза знают! — не без гордости заявил Эттай.