Шырав

Шырав ĕçĕ:

туйӑм сăмах пирĕн базăра пур.

туйӑм (тĕпĕ: туйӑм) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Ҫак самантра Тёма пит-куҫӗнче мӗнпурне курма пулать: унта намӑсланни те, ним тума аптӑраса ӳкни те, темле минрени те, вӗчӗрхенӳ те, кӳреннӗ туйӑм та — пурте пур.
На этом лице было в это мгновение всё: стыд, растерянность, какая-то тупая напряженность, раздражение, оскорбленное чувство.

Гимназие вӗренме кӗни // Уйӑп Мишши. Гарин-Михайловский Н.Г. Тёмӑн ача чухнехи пурнӑҫӗ: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1951. — 164 с. — 3–157 с.

Ӑна тахҫан сарайра хӑй Абрумкӑпа куҫа-куҫӑн тӑрса юлнӑ чухнехи пекех, хӑрушӑ туйӑм ҫавӑрса илчӗ.
Его охватило такое же чувство ужаса, как в сарае, когда он остался с глазу на глаз с Абрумкой.

Ку туйӑм ӑна хӑратса пӑрахать.
Страх охватывает его.

Кивӗ пусӑ // Уйӑп Мишши. Гарин-Михайловский Н.Г. Тёмӑн ача чухнехи пурнӑҫӗ: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1951. — 164 с. — 3–157 с.

Эпӗ мӗн каланине никам та итлесшӗн мар, мана тӗрӗс мар айӑплаҫҫӗ, тенӗ кӳренчӗк туйӑм пӗтӗмпех ҫавӑрса илет ӑна.
Обидное чувство, что его никто не хочет выслушать, что к нему несправедливы, охватывает его.

Каҫару // Уйӑп Мишши. Гарин-Михайловский Н.Г. Тёмӑн ача чухнехи пурнӑҫӗ: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1951. — 164 с. — 3–157 с.

Упӑшкине калакан сӑмахӗсем унӑн хаяр йӳҫӗ туйӑм янӑравӗпе илтӗнеҫҫӗ.
Горьким чувством звучат ее слова, когда она говорит мужу:

Наказани пани // Уйӑп Мишши. Гарин-Михайловский Н.Г. Тёмӑн ача чухнехи пурнӑҫӗ: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1951. — 164 с. — 3–157 с.

Анчах тархасланипе пӗрлех унӑн чунӗнче темӗскерле урӑх туйӑм та ҫуралать.
Но что-то другое рядом с мольбой растет в его душе.

Зинӑра икӗ туйӑм кӗрешет.
В Зине борется два чувства.

Ӑнӑҫсӑр кун // Уйӑп Мишши. Гарин-Михайловский Н.Г. Тёмӑн ача чухнехи пурнӑҫӗ: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1951. — 164 с. — 3–157 с.

Хӑйне хӑй усрас туйӑм унӑн вӑйне вунӑ хут ӳстерсе ярать, вара вӑл вӑйӗ ҫитнӗ таран сулахай енчи чӗлпӗрне туртать те, лаши вара, ҫул ҫинчен тӳрех пӑрӑнса, тӑратса хунӑ турта ҫине пырса тӑрӑнать, такӑнса ӳксе ҫӗр ҫине сулӑмлӑн йӑванать; Тёма вара, лашинчен аяккинех ыткӑнса, хӳме ҫумӗнчи тислӗкӗн ҫемҫе те ӑшӑ купи ҫине вирхӗнсе ӳкет.
Инстинкт самосохранения удесятеряет его силы, он натягивает, как может, левый повод, лошадь сворачивает с прямого пути, налетает на торчащее дышло, спотыкается, падает с маху на землю, а Тёма летит дальше и распластывается у самой стены, на мягкой, теплой куче навоза.

Ашшӗ Еремее мӗншӗн вӑрҫнине Тёма ӑнланмасть, ҫавӑнпа ӑна кичем туйӑм пусса илет.
Тёма не понимает, за что отец бранит Еремея, и тоскливое чувство охватывает его.

Пӗр туйӑм ытамне лекнӗ, куҫӗсемпе суккӑр ҫине тӗлленӗ ҫак халӑх ушкӑнне вӑл тимлӗн пӑхса ҫаврӑнчӗ.
Он внимательно оглядел эту толпу, охваченную одним чувством, направившую на слепого жадные, горящие взгляды.

Эпилог // Степан Апаш. Короленко В.Г. Суккӑр музыкант: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 194 с.

Хӑш чухне ҫав туйӑм уҫӑмлӑрах пулать: «тӳпе евӗр кӑвак куҫлӑ» Эвелинӑпа амӑшӗн сасси илтӗнсе каять ун хӑлхине; вара, таҫта аякран килсе тухса тӑракан, уҫӑмлӑнах туйӑнакан сӑнарсем сасартӑках ҫухалаҫҫӗ те урӑх сӑнара куҫаҫҫӗ.
Порой это ощущение определялось: к нему присоединялся голос Эвелины и матери, «у которых глаза, как небо»; тогда возникающий образ, выплывший из далекой глубины воображения и слишком определившийся, вдруг исчезал, переходя в другую область.

VII // Степан Апаш. Короленко В.Г. Суккӑр музыкант: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 194 с.

Чарусӑр вӗри туйӑм кӑна мар, пурнӑҫ хӑй те ерипенех, сисӗнмесӗрех сӳнсе пырать…
Не только страсть, но и самая жизнь замирает тихо, незаметно…

Куратӑн-и, хӗрлӗ тӗс унта та — вӗри туйӑм тӗсӗ, унӑн символӗ пулса тӑрать.
Ты видишь, что красный цвет и здесь — цвет страсти, и он служит ее символом.

Тӳпене пӑтравлӑн йӑсӑрланакан хура пӗлӗтсем хупласа илсен вара, пирӗн чун-чӗрере те темӗнле паллӑ мар хумхануллӑ туйӑм тӑвӑлма тытӑнать.
Когда же небо закроют тучи взволнованными и мутными очертаниями, тогда и наша душевная ясность возмущается неопределенным волнением.

Эпир тӳпене ҫавнашкал сӑн-сӑпатлӑ курнӑ самантра пирӗн ӑшра та лӑпкӑ, таса туйӑм вӑранать.
Когда мы видим его таким, в душе является ощущение спокойствия и ясности.

Ҫамрӑкӑн чӗринчи нихҫан иртмесле тӗлли-паллисӗр тунсӑх хаяр чӑркӑшлӑхпа улшӑнать, ҫакӑнпа пӗрлех унӑн вичкӗн туйӑм вӑйӗсем те ӳссех пыраҫҫӗ.
Беспросветная грусть сменялась в настроении юноши раздражительною нервностью, и вместе с тем возрастала замечательная тонкость его ощущений.

VI // Степан Апаш. Короленко В.Г. Суккӑр музыкант: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 194 с.

Чан ҫапакан суккӑрпа тӗл пулнӑ хыҫҫӑн ҫав чун ыратӑвӗ ӑнланса-пӗлсех асапланнӑ туйӑм пулса тӑчӗ…
Встреча с слепым звонарем придала этой боли остроту сознанного страдания…

V // Степан Апаш. Короленко В.Г. Суккӑр музыкант: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 194 с.

Ҫав туйӑм тӗпӗнче малтанах темӗн урӑххи пурри палӑратчӗ.
Уже с самого начала на дне этого чувства лежало зернышко чего-то другого.

Леш хайхи телейлӗ каҫхине пӗтӗм чун-чӗре тӗпӗнчен темӗнле шиклӗх евӗр, тем ҫитмен пек ыйтуллӑн ҫӗкленнӗ тӗтреллӗ туйӑм халь ӗнтӗ пушшех ӳссе сарӑлса кайрӗ тӗ чӗрери телейпе хаваслӑх вырӑнне пӗтӗмпех хӑй йышӑнса илчӗ.
Темное чувство, которое еще в тот счастливый вечер поднималось из глубины души каким-то опасением, неудовлетворенностью и вопросом, теперь разрослось и заняло в душе место, еще недавно принадлежавшее ощущениям радости и счастья.

Ак халь ӗнтӗ, шалти иккӗленӳллӗ туйӑм ҫумне мӗн ӑнланса илни пӗрлешет те каять вара пӗр йӗрпе.
А теперь к инстинкту присоединилось сознание, и оба пойдут в одном направлении.

IV // Степан Апаш. Короленко В.Г. Суккӑр музыкант: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 194 с.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика