Шырав

Шырав ĕçĕ:

туйӑм сăмах пирĕн базăра пур.

туйӑм (тĕпĕ: туйӑм) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Ашшӗнчен, унӑн уҫса янӑ, кӑвакрах ҫӳҫпе витӗннӗ, супӑньтен йӑваласа тунӑ пек курӑнакан кӑкӑрӗнчен йӗрӗнес туйӑм та Якова пурӑнма кансӗрленӗ, ҫав туйӑма пытарма, курӑнми тума йывӑр пулнӑ.
Чувство брезгливости к отцу, к его обнаженной, точно из мыла слепленной груди, покрытой плесенью седоватых волос, тоже мешало жить Якову, это чувство трудно было прятать, скрыть.

IV сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

Тетӗшӗн тӳрккес, хура кӗлетки Яков пурнӑҫне тата тепӗр мӗлке илсе кӗртрӗ, манаха курни унра малашне тем пулассине систерекен йывӑр туйӑм ҫуратрӗ, унӑн тӗксӗм, хухса пыракан сӑн-пичӗ вилӗм ҫинчен шухӑшлаттарчӗ.
В жизнь Якова угловатая, чёрная фигура дяди внесла ещё одну тень, вид монаха вызывал в нём тяжёлые предчувствия, его тёмное, тающее лицо заставляло думать о смерти.

Ҫакӑн пек туйӑм пулнӑ сехетсенче ӑна фабрикӑра уншӑн, хӑйӗншӗн, темле хӑрушӑ япала пур пек, вӑл куҫа курӑнми йӑсӑрланса, тӗтӗмленсе тӑнӑ пек сисӗннӗ.
В часы, когда он испытывал это, у него являлось смутное предчувствие, что на фабрике скрыто и невидимо тлеет, дымится что-то крайне опасное для него, лично для него.

Ҫак туйӑм уншӑн тутлӑ апат хыҫҫӑн та, хӗрарӑмпа ҫывӑрнӑ хыҫҫӑн та пӗр пекех кӑмӑллӑ пулнӑ.
Оно являлось одинаково приятным и после вкусного обеда и после обладания женщиной.

Лӑпкӑ минутсенче Попова сӑнарӗ ун куҫӗ умне тухса тӑнӑ, анчах та тӗлӗннисӗр пуҫне нимӗнле туйӑм та ҫуратман; акӑ ӗнтӗ ҫын кӑмӑла каять, ун ҫинчен шухӑшлатӑн, анчах та вӑл сана мӗн тума кирлине ӑнланма ҫук, унпа — хӑлхасӑр-чӗлхесӗр ҫын пекех — калаҫма та ҫук.
В тихие минуты образ Поповой вставал пред ним, но не возбуждал ничего, кроме удивления; вот, человек нравится, о нём думаешь, но — нельзя понять, зачем он тебе нужен, и говорить с ним так же невозможно, как с глухонемым.

III сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

Анчах пуҫӗ мухмӑрпа пӑтранса тӑнине тата лӗнчӗркесе ҫитнӗ кӗлетки ывӑннине туйнӑ вӑхӑтрах, шӑллӗне сӑнаса, вӑл хӑйӗн ӑшӗнче тепӗр кӑткӑс туйӑм ӳссе пынине сисрӗ: вӑл шӑллӗне пӗр вӑхӑтрах ӑмсанать те хисеплет те; унран вӑрттӑн тӑрӑхлани те, ӑна курайманни те пур.
Но сквозь туман в голове и усталость отравленного, измотанного тела, он, присматриваясь к брату, испытывал всё более сложное чувство, смесь зависти и уважения, скрытой насмешливости и вражды.

Ун ӑшӗнче шӑллӗне юратман тата ӑмсанакан туйӑм ҫуралчӗ.
У него возникало чувство неприязни и зависти к брату.

Никита, кулнӑ чухнехи пек, ҫӑварне чалӑштарчӗ, хӑйӗн тӗксӗм кӑвак сухалне ывҫи ӑшне пуҫтарса тытрӗ те, кулма чарӑнса, тӗттӗмлӗхре малаллах калаҫрӗ; унӑн сӑмахӗсем Петра хускатса ячӗҫ, унӑн ытларах пӗлес туйӑм ҫуралчӗ, ҫав вӑхӑтрах вӑл темле хӑрушӑ япала пуласса кӗтрӗ.
Никита усмешливо растянул рот, собрал серую бородку свою в горсть и стёр ею усмешку, продолжая сеять в сумрак слова, которые, толкая Пётра, возбуждали в нём и любопытство и настороженное ожидание опасного.

II сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

Илья Тихонпа калаҫни, дворник ҫине пушшех те сиввӗн, юратмасӑр пӑхакан туса, Артамонов ӑшӗнче темле шиклӗ туйӑм ҫуратнӑ.
Беседы Ильи с Тихоном, укрепляя неприязнь Артамонова к дворнику, внушали ему какие-то неясные опасения.

Хӑйне ҫӑлса хӑварас туйӑм ӑна хӑвӑрт тавҫӑрса илме хушрӗ:
Чувство самосохранения подсказывало ему быстренькие догадки:

Ывӑлӗ ашшӗ патне пынӑ та, аллисене ҫурӑмӗ хыҫне тытса, алӑк янаххи ҫумне тӑнӑ, Петр ун ҫине пӗр пӑшӑрханмасӑр пӑхнӑ, унӑн, ывӑлне тытса ачашлас килнисӗр пуҫне, урӑх нимӗнле туйӑм та пулман.
Сын пришёл, встал у косяка двери, заложив руки за спину; не чувствуя ничего к нему, кроме любопытства и волнующей нежности.

Хӑрас туйӑм уйрӑмах пӗр ӗҫ хыҫҫӑн вӑйланса кайрӗ.
Чувство страха особенно усилилось после одного случая.

I сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

Никитӑн пӗрмаях Тихона лайӑхрах пӗлес, ҫав вӑхӑтрах тата ҫав сарлака янахлӑ, ӑнланмалла мар мужикрен хӑрас туйӑм ӳссе пынӑ.
У Никиты всё росло смешанное чувство любопытства к Тихону и страха пред этим скуластым, непонятным мужиком.

Сирӗн пысӑк туйӑм пулнӑ пулсан, эсир те нефтепровод кун-ҫулӗшӗн, Тӑван ҫӗршывшӑн тӑрӑшни аван пулнӑ пулӗччӗ!
И хорошо, если бы у вас тоже были эмоции, если бы вы тоже думали о судьбе нефтепровода и о судьбе родины!

Тӑххӑрмӗш сыпӑк // Петр Золотов. Ажаев, В. Н. Мускавран инҫетре: роман / вырӑсларан П.Золотов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 242 с.

— Ман туйӑм ҫавнашкал мар-и! —
— У меня нюх особый, —

Ҫиччӗмӗш сыпӑк // Тани Юн, Иоаким Максимов-Кошкинский. Козлов, Иван Андреевич. Крымра вӑрттӑн ӗҫлени / [Тани Юн, И. Максимов-Кошкинский куҫ.]. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1954. — 352 с.

Ӑшра кунсерен вӑйлӑланнӑҫемӗн вӑйлӑланса пыракан ҫӗнӗ туйӑм — ҫав тери хаяр курайманлӑх ҫуралнӑ самант кашни ҫыннӑн пулнӑ пулӗ, тетӗп.
Думаю, у каждого бывает момент, когда остро и безошибочно ощущаешь в себе рождение нового чувства, той страшной силы ненависти, которая нарастала потом с каждым днем.

Иккӗмӗш сыпӑк // Тани Юн, Иоаким Максимов-Кошкинский. Козлов, Иван Андреевич. Крымра вӑрттӑн ӗҫлени / [Тани Юн, И. Максимов-Кошкинский куҫ.]. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1954. — 352 с.

Ҫак туйӑм, ҫак ӗмӗт кашнинчех пулнӑ: акӑ Павловски набережнӑйра — сарнӑ чул ҫинче — йывӑр аманнӑ салтак выртать, — хӑй таврашӗнче пилӗкҫӗр салтак йынӑшса-ахлатса выртать пулин те, вӑл ҫапах та турӑран ҫӑлӑнӑҫ ыйтать, ҫӑлӑнӑҫ памасан, вилӗмне часрах ярччӗ, тет; иртсе пыракан генерала ҫул парас тесе, мӗнпур вӑйне пухса халӑх хушшине хӗсӗнсе кӗнӗ ополченец та хӑтӑласси ҫинчен ҫеҫ шухӑшлать; кӗпер урлӑ йӗркеллӗн, пӗрне-пӗри хӗстермесӗр каҫса тӑма хушса тӑракан генерал хӑй те часрах каҫса кайса хӑтӑласси ҫинчен ҫеҫ ӗмӗтленет; васкаса пыракан батальонпа пӑтрашӑнса кайнӑ матрос та — хӗссе хунипе сывлаймиех пулнӑ матрос та — ҫӑлӑнасси ҫинчен ҫеҫ шухӑшлать; акӑ кӗпер патне пӗр аманнӑ офицера носилкӑпа тӑватӑ салтак йӑтса килеҫҫӗ, кӗпер умӗнче халӑхӗ ытла пӑтрашӑнса тӑнипе вӗсем чарӑнса тӑчӗҫ, вара аманнӑ офицера вӗсем Николаевски батарея умне ҫӗр ҫине вырттарчӗҫ, апла пулин те — офицерӗ те, салтакӗсем те хӑтӑласси ҫинчен ҫеҫ шухӑшлаҫҫӗ; пӗр тупӑ умӗнче 16 ҫул ӗҫленӗ артиллерист та ҫаплах шухӑшлать, начальниксем ӑна туппине бухта тӗпне яма хушнӑ, вара вӑл юлташӗсене чӗннӗ те чӑнкӑ ҫырантан туппине шывалла тӗртнӗ, ҫакна вара вӑл мӗншӗн апла тума хушнине ниепле те ӑнланса илеймест; карапсене аркантарса яма бомбӑсем хурса хӑварнӑ флот ҫыннисем те — карапӗсем патӗнчен баркас ҫине ларса васкавлӑн ишсе каякан флот ҫыннисем те, — хӑтӑласси ҫинчен ҫеҫ шухӑшлаҫҫӗ.
Это чувство было и у смертельно раненного солдата, лежащего между пятьюстами такими же ранеными на каменном полу Павловской набережной и просящего Бога о смерти, и у ополченца, из последних сил втиснувшегося в плотную толпу, чтобы дать дорогу верхом проезжающему генералу, и у генерала, твердо распоряжающегося переправой и удерживающего торопливость солдат, и у матроса, попавшего в движущийся батальон, до лишения дыхания сдавленного колеблющейся толпой, и у раненого офицера, которого на носилках несли четыре солдата и, остановленные спершимся народом, положили наземь у Николаевской батареи, и у артиллериста, 16 лет служившего при своем орудии и, по непонятному для него приказанию начальства, сталкивающего орудие с помощью товарищей с крутого берега в бухту, и у флотских, только что выбивших закладки в кораблях и, бойко гребя, на баркасах отплывающих от них.

27 // Василий Алагер, Стихван Шавли. Толстой Л.Н. Севастополь калавӗсем: калавсем. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1942. — 238 с.

«Вилӗмрен… хӑрас туйӑм… этемре хӑй ҫуралнӑ чухнех пулать.
— «Страх… смер-ти врожден-ное чувствие чело-веку».

16 // Василий Алагер, Стихван Шавли. Толстой Л.Н. Севастополь калавӗсем: калавсем. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1942. — 238 с.

Хӑйӗн кӑкӑрӗ мӗн тери йӗпе иккенне туять вӑл — ҫак туйӑм ӑна шыв ҫинчен аса илтерет, ҫав хӑй туякан йӗпе япалана тем пекех ӗҫӗччӗ ӗнтӗ вӑл.
Он чувствовал, как мокро было у него около груди, — это ощущение мокроты напоминало ему о воде, и ему хотелось бы даже выпить то, чем это было мокро.

12 // Василий Алагер, Стихван Шавли. Толстой Л.Н. Севастополь калавӗсем: калавсем. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1942. — 238 с.

Петербургра пурӑннӑ чухнехи парӑмӗ те аса килчӗ ӑна, ун ӗнтӗ ӑна тахҫанах тӳлесе татмалла; хӑй каҫхине кӑна юрланӑ цыган юррин кӗвви аса килчӗ; куҫӗ умне хӑй юратнӑ хӗрарӑм сӑнӗ курӑнса кайнӑ пек пулчӗ, тӗксӗмрех кӗрен лентӑллӑ чепчикпа вӑл; пӗр 5 ҫул маларах хӑйне кӳрентернӗ ҫын аса килчӗ ӑна, ку ҫынна вӑл хӑйне кӳрентернӗшӗн халӗ те тавӑрман-ха, ҫак хушӑрах, ҫакӑ тата ытти пин-пин тӗрлӗ япалана аса илнӗ хушӑрах вӗл, уҫҫӑнах мар пулин те, хӑй ҫав тери хӑраса ӳкнине тата хӑйне вилӗм кӗтнине туйсах тӑчӗ, ку туйӑм унтан пӗр самантлӑха та уйрӑлмарӗ.
Вспомнил еще про один долг в Петербурге, который давно надо было заплатить; цыганский мотив, который он пел вечером, пришел ему в голову; Женщина, которую он любил, явилась ему в воображении, в чепце с лиловыми лентами; человек, которым он был оскорблен 5 лет тому назад и которому он не отплатил за оскорбленье, вспомнился ему, хотя вместе, нераздельно с этими и тысячами других воспоминаний, чувство настоящего — ожидания смерти и ужаса — ни на мгновение не покидало его.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика