Шырав

Шырав ĕçĕ:

панӑ (тĕпĕ: пар) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Вӗсене вӑл хӑйӗн ӑсӗнче — ҫуланчӑксем, тесе ят панӑ, вӗсем нӳрлӗн ҫиҫкӗнсе тӑни уншӑн кӑмӑллӑ пулман, ҫавӑн пекех вӗсен пичӗсем те, куллисем те, сӑмахӗсем те ӑна килӗшмен, анчах та вӗсем хӑйсене ирӗклӗн те ҫӑмӑллӑн тыткалани, вӗсем пурин ҫинчен те калаҫма пӗлни, вӗсен илемлӗ костюмӗсем — ҫаксем пурте Фомара кӗвӗҫӳ, унпа хутӑшах хисеплӳ те ҫуратнӑ.
Он назвал их про себя вылизанными, их блеск не нравился ему, не нравились лица, улыбки, слова, но свобода и ловкость их движений, их уменье говорить обо всем, их красивые костюмы— всё это возбуждало в нем смесь зависти и уважения к ним.

IV // Митта Ваҫлейӗ. Горький М. Фома Гордеев: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

— Эсир! — шӑппӑн сас панӑ Фома.
— Вы! — тихо воскликнул Фома.

IV // Митта Ваҫлейӗ. Горький М. Фома Гордеев: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

— А-а! — баспа сас панӑ губернатор.
— А-а! — пробасил губернатор.

IV // Митта Ваҫлейӗ. Горький М. Фома Гордеев: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Мӗншӗн тесен, укҫине сан аҫу панӑ, — чапӗ, ӑру тӑрӑх, сана тивмелле.
Потому деньги дадены твоим отцом, а почет тебе должен пойти по наследству.

IV // Митта Ваҫлейӗ. Горький М. Фома Гордеев: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Вара, Фомана ҫак лӑпкӑ та ахаль ҫеҫ сӑмахсем, хреснашшӗ аллинчен те ытларах тӗрек панӑ.
Эти простые, спокойные слова поддержали Фому тверже, чем рука крестного.

IV // Митта Ваҫлейӗ. Горький М. Фома Гордеев: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Вӑл, атӑ кӗлисемпе ҫирӗппӗн шаклаттарса, пӳлӗмсем тӑрӑх васкавлӑн, йӗррӗн чупса ҫӳренӗ, тарҫӑ-тӗрҫӗсене, хуҫа пек кӑшкӑрашса, хушусем панӑ, хреснай ывӑлне ҫурӑмран лӑпкаса йӑпатнӑ:
Он спешно и бодро бегал по комнатам, твердо постукивая каблуками сапог, хозяйственно покрикивал на прислугу, хлопал крестника по плечу и утешал его:

IV // Митта Ваҫлейӗ. Горький М. Фома Гордеев: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

— Тухтӑр патне ярасчӗ… — хӑюсӑр канаш панӑ ывӑлӗ унпа тӗлме-тӗл ларса…
— Послать бы за доктором-то… — нерешительно посоветовал сын, усаживаясь против него…

III // Митта Ваҫлейӗ. Горький М. Фома Гордеев: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Фома каласа панӑ.
Фома рассказал.

Ҫакӑн пек, пӗрре панӑ парнене калла туртса илес пур-тӑк, мӗншӗн пачӗ-ха вӑл мана?
Зачем ей нужно было дать и тотчас вырвать из рук у него подарок?

— Ӑрӑскал! — татӑклӑн сас панӑ старик, хӑйпе ларакан ҫыннӑн сӑмахне тепӗр хут каласа, каланӑ та кулса янӑ.
— Судьба! — уверенно повторил старик возглас своего собеседника и усмехнулся.

Пассажирсем, шавлӑн калаҫса, чей ӗҫме ларнӑ, лакейсем, сӗтелсене майласа, галлерея тӑрӑх хӗвӗшсе ҫӳренӗ, таҫта, аялта, виҫҫӗмӗш класра, ача ахӑлтатса кулни илтӗннӗ, хуткупӑс йынӑшнӑ, повар ҫӗҫҫи кӑптӑртатса сас панӑ, чашӑк-тирӗк чӑнкӑртатнӑ.
Пассажиры громко разговаривая, усаживались пить чай, лакеи сновали по галерее, накрывая столики, где-то на корме внизу, в третьем классе, смеялся ребенок, ныла гармоника, повар дробно стучал ножами, дребезжала посуда.

Час-часах, каҫсенче палуба ҫинче ыталанса ларнӑ чух; вӑл Фомана, ачашшӑн та хурлӑхлӑн ӑс панӑ:
Часто, по ночам, сидя на палубе, обнявшись с ним, она ласково и с печалью говорила ему:

Йӗкӗт ытамӗнче хӑйӗн яшлӑхӗн пумилккине тӑвакан вӑтӑр ҫулхи хӗрарӑмпа ҫуйханни Фомана ӗҫре чӑрмантарман; вӑл юратура та, ӗҫре те хӑйне хӑй ҫухатман, унта та, кунта та вӑл хӑйӗн мӗнпур пеккине пӗтӗмӗшпех панӑ.
Увлечение Фомы тридцатилетней женщиной, справлявшей в объятиях юноши тризну по своей молодости, не отрывало его от дела; он не терялся ни в ласках, ни в работе, и там и тут внося всего себя.

Фоман тискеррӗн ҫиҫсе илнӗ куҫӗсем, урмӑшса кайнӑ сан-пичӗ капитана ӗнентерӳллӗн ырӑ шухӑш панӑ: кун пек чух пӑрӑннинчен ырри нимӗн те пулас ҫук, — вӑл вара хӑвӑрттӑн хуҫи патӗнчен пӑрӑнса кайнӑ.
Дико сверкнувшие глаза Фомы, его искаженное лицо внушили капитану благую мысль уйти от хозяина, и он быстро ушел.

— Ак эп… ҫутам-ха… — тытӑнчӑклӑн сас панӑ Фома, анчах хӑй, каллех диван ҫине ларса, кӗтесселле лӑпчӑннӑ.
— Вот я… зажгу огонь! — прерывающимся голосом пообещал Фома и, опустившись на диван, снова прижался в угол.

Панӑ пулӑттӑм эп ӑна вунӑ тенкӗ!
Я б ему дал десять рублей!

— А-а! — тӑсса янӑ Фома, унтан сасартӑк, ҫирӗппӗн те усаллӑн: — Хам пулсан, панӑ пулӑттӑм эпӗ ҫав мужике! Мӗнпур пит-куҫне ҫапса лапчӑтаттӑм! — тесе, ҫирӗппӗн чӑмӑртаса кӑтартнӑ вӑл катмар чышкине тырӑ йышӑнакана.
— А-а! — протянул Фома и вдруг твердо и зло объявил: — Я бы этого мужика так вздул! Всю бы рожу ему разворотил! — и он показал приемщику большой, крепко сжатый кулак.

Тырӑ йышӑнакан хулпуҫҫийӗсене чӗтрентеркелесе, ҫурӑк сасӑпа хресченсем выҫӑ аптӑрани ҫинчен каласа панӑ, анчах Фома ӑна тӑнласах кайман, вӑл текех — е аялта пыракан ӗҫ ҫине, е ҫырма леш енчи чӑнкӑ та сарӑ хӑйӑрлӑ шырлан хӗррине, хырсем ешернӗ тӗлелле, пӑхнӑ!
Нервно подергивая плечами, приемщик надтреснутым голосом рассказывал о том, как голодали крестьяне, но Фома плохо слушал его, глядя то на работу внизу, то на другой берег реки — высокий, желтый, песчаный обрыв, по краю которого стояли сосны.

— Акӑ мӗн туса пӑхас, — канаш панӑ Маякин, — чик эсӗ ӑна пӗр-пӗр хӗрӳллӗ ӗҫе — пуҫӗ мӗнӗпех!
— Ты вот что, — советовал Маякин,— ты сунь его с головой в какое-нибудь горячее дело!

Ашшӗ ӑна суту-илӳ ӗҫӗсен ҫаврӑмне чӑтӑмлӑн, асӑрхануллӑн кӗртсе пынӑ, хӑйпеле пӗрле биржӑна илсе ҫӳренӗ, хӑй йышши путретсем, поставкӑсем ҫинчен ӑнлантарнӑ, хӑй ӗҫӗн юлташӗсем ҫинчен каласа панӑ, вӗсем мӗнле «ҫын ӑшне кӗни» ҫинчен, камӑн мӗн чухлӗ пурлӑх, камӑн мӗнле характер — ҫавсем ҫинчен ывӑлне майӗпен паллаштарнӑ.
Отец терпеливо и осторожно вводил его в круг торговых дел, брал с собой на биржу, рассказывал о взятых поставках и подрядах, о своих сотоварищах, описывал ему, как они «вышли в люди», какие имеют состояния теперь, каковы их характеры.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика