Шырав

Шырав ĕçĕ:

лараҫҫӗ (тĕпĕ: лар) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Тепӗр икӗ упи, шахмӑтла вылянӑ пек, пӗрне-пӗри хирӗҫ лараҫҫӗ.
Два других медведя сидят один против другого, как будто играя в шахматы.

Кичемлӗх патшалӑхӗ // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 671–683 стр.

Акӑ, хайхи пӑхма йӗркеллӗ ҫынсем, темрен йӗрӗннӗ пекрех кулса, ҫав хушӑрах, кӑмӑлӗсем ҫырлахнине палӑртса йӑлкӑшакан куҫсен хӗмне пытарса, электричествӑпа ҫаврӑнакан карусель лашисем ҫине е слонӗсем ҫине утланса лараҫҫӗ, утланса лараҫҫӗ те, урисене сулла-сулла, чун сӳлетмелле киленӗҫе кӗтеҫҫӗ.
И вот солидные люди, пренебрежительно усмехаясь и скрывая довольный блеск светлых глаз, садятся верхом на спины деревянных лошадок и слонов электрической карусели, садятся и, болтая ногами, с трепетом ждут острого удовольствия.

Вӗсем тӗксӗм шыва, ҫӗҫӗ пек, тарӑнӑн та ҫивӗччӗн касса кӗнӗ хӑйӑрлӑ сӑмсах ҫинче пӗр-пӗрин ҫумне йӑпшӑнса лараҫҫӗ.
Они тесно сомкнулись на длинной песчаной косе, которая, подобно ножу, глубоко и остро вонзилась в темные воды.

Ҫынсем океан хӗррине каяҫҫӗ: унта, вӗсене канӑҫпа шӑплӑх сунса, илемлӗ шурӑ ҫуртсем лараҫҫӗ.
И люди идут на берег океана, где стоят, обещая им отдых и тишину, красивые белые здания.

Лере, хыҫалта, хулан тӗтӗмпе тусан пуснӑ тӑваткал ҫурчӗсем йывӑррӑн ҫӗкленсе лараҫҫӗ, унта, пӗр чарӑнмасӑр, хулан тӑранма пӗлми выҫӑ та ҫӑткӑн ҫӑварӗ кӗрлесе-шавласа тӑрать.
Там, сзади, тяжело стоят в тучах дыма и пыли квадратные дома города, и, не смолкая, раздается его ненасытный, голодно-жадный рев.

Урамсем пурте пӗр пек, пур ҫуртсем те пӗр-пӗрин ҫине куҫ шурри пек кантӑкӗсемпе пӗр евӗрлӗн, ним шухӑшсӑр пӑхса лараҫҫӗ…
Все улицы одинаковы, и все дома смотрят друг на друга бельмами тусклых окон одинаково безразлично и мертво…

Сарӑ шуйттан хули // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 659–670 стр.

Пылчӑклӑ урам кӗтессисенче темле кӑмакасем лараҫҫӗ, вӗсенче тем пӗҫереҫҫӗ, тӑвӑр трубаран тухакан пӑс, труба вӗҫне ҫитсен, шӑхлич пек шӑхӑрса ярать.
На углах грязных улиц стоят какие-то печи или жаровни, в них что-то варится, пар, вырываясь по тонкой трубке на воздух, свистит в маленький свисток на конце ее.

Пӗрисем — ӗҫлеҫҫӗ, темскер ҫӗлеҫҫӗ е, конторкӑсем ҫине пуҫӗсене пӗксе, темскер шутлаҫҫӗ; теприсем, кашни самантрах куҫ умӗнчен чупса иртекен вагонсене пӑхса, чӳрече умӗнче ним ӗҫсӗрех лараҫҫӗ е чӳрече ани ҫинче кӑкӑрпа таянса выртаҫҫӗ.
Одни работают, что-то шьют или считают, наклонив головы над конторками, другие просто сидят у окон, лежат грудью на подоконниках и смотрят на вагоны, каждую минуту пробегающие мимо их глаз.

Ҫыр хӗрринче ҫирӗм хутлӑ тӗксӗм ҫуртсем чӗмсӗррӗн пӗлӗтелле кармашса лараҫҫӗ.
На берегу стоят двадцатиэтажные дома, безмолвные и темные «скребницы неба».

Кантурта хут ҫырса лараҫҫӗ вӗсем.
Конторы у них, — ах ты, бумаги пишут.

Инкер-синкер // Александр Артемьев. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 191–208 стр.

Йывӑҫсем чӳхенсе кӑна лараҫҫӗ.
Деревья так и ходят ходуном.

Ванчӑк чӳрече // Денис Гордеев. «Халӑх шкулӗ – Народная школа» №5/2019 стр. 56-60

Ун хыҫӗнче икӗ молдаванка лараҫҫӗ; иккӗшӗ те ҫӗтӗк-ҫатӑк, хура ҫӳҫлӗ, хӗвелпе пиҫсе кайнӑскерсем, вӗсем те ӳсӗр сассисемпе нӑйкӑлтатаҫҫӗ.
Сзади его поместились две молдаванки; оборванные, черноволосые, загорелые, они тоже скрипели песню пьяными голосами.

I сыпӑк // Ҫемен Элкер. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 20–49 стр.

Вӗсенчен иккӗшӗнче пушанса юлнӑ тырӑ ещӗкӗсем лараҫҫӗ.
В двух каморках стоят пустые закрома.

Кулак йӑви // Василий Алагер. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 27–33 стр.

Лупас хыҫӗнче курӑк айне пулнӑ пӗве йӑлкӑшса выртать, улпут сарайӗсем тӗксӗммӗн курӑнса лараҫҫӗ.
За клуней блестит поросший травою пруд и темнеют господские сараи.

Кулак йӑви // Василий Алагер. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 27–33 стр.

Кунта йывӑҫ тункатисем тӑртанкаласа лараҫҫӗ, сайраланнӑ хырлӑх ешӗркелет; пер ҫӳле йывӑҫ кӑна хӑтӑлса юлнӑ, ку — ватӑ тополь, яштакаскер, пуртӑ ӑна юриех, хӑйпе пӗр ҫулхи йывӑҫсен телейсӗр кун-ҫулӗсемшӗн хурланса йӗме хӑтарса хӑварнӑ, тейӗн.
Тут торчат пни да редеет жиденький ельник; уцелело одно только высокое дерево — это стройный старик тополь, пощаженный топором словно для того только, чтобы оплакивать несчастную судьбу своих сверстников.

Кулак йӑви // Василий Алагер. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 27–33 стр.

Вӑтам пурӑннӑ улпутӑн пӑрахӑҫа тухнӑ усадьби тавра васкавлӑн тукаласа лартнӑ дачӑсем курӑнкаласа лараҫҫӗ.
Вокруг заброшенной барской усадьбы средней руки группируется деревянных, на живую нитку состроенных дач.

Кулак йӑви // Василий Алагер. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 27–33 стр.

Иккӗшӗн те шӑннипе ӳчӗсем кӑвакарнӑ, мӗншӗн тесен шывра ӗнтӗ вӗсем пӗр сехет ытла лараҫҫӗ…
Оба посинели от холода, потому что уж больше часа сидят в воде…

Шампа // Иван Иртышев. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 18–26 стр.

Хирте кунӗпе тар юхтарса ӗҫленӗ хыҫҫӑн апата лараҫҫӗ.
После работы целый день в поле до седьмого пота садятся есть.

Кӑштах кулса илмелӗх // Евгений Турхан. http://suvargazeta.ru/news/cn-khyparsem/ ... sa-ilmelkh

Ҫырма хӗрринчи ватӑ хурамасем ҫилпеле кашласа лараҫҫӗ, вӗсен кӗмӗл пек йӑлтӑртатса тӑракан ҫулҫисем вара куҫа йӑмӑхтараҫҫӗ.
Шумели на ветру раскидистые старые ивы у реки, и в глазах рябило от серебристого блеска их листьев.

39-мӗш сыпӑк // Валентин Урташ. Алексей Мусатов. Стожар. Валентин Урташ куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1951

Сӗтел хушшинче правлени членӗсем, Андрей Иванӑчпа Лена лараҫҫӗ.
За столом сидели члены правления, Андрей Иваныч, Лена.

38-мӗш сыпӑк // Валентин Урташ. Алексей Мусатов. Стожар. Валентин Урташ куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1951

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика