Шырав

Лопухов

Ҫиелтен пӑхсан, Кирсановпа Лопухов каллех туссем пек курӑнчӗҫ, Лопухов ӑна, чӑнах та, ӗлӗкхи пекех хисеплерӗ, ун патне час-часах кӗрсе тухрӗ; Вера Павловна та ун ҫине кӑштах ӗлӗкхи пек пӑхма пуҫларӗ, анчах вӑл ӑна хутран-ситрен кӑна куркаларӗ.
По наружности он и Лопухов были опять друзья, да и на деле Лопухов стал почти по-прежнему уважать его и бывал у него нередко; Вера Павловна также возвратила ему часть прежнего расположения, но она очень редко видела его.

Лопухов вӑл ӗҫе маннӑпа пӗрехчӗ, Вера Павловна та маннӑччӗ.
Лопухов почти забыл ее, Вера Павловна тоже.

Лопухов ун патне кӗрсе тухма пуҫларӗ.
Лопухов стал заходить к нему.

Кӑштах вӑхӑт иртнӗ хыҫҫӑн Лопухов унтан йӗрӗнми пулчӗ: Кирсанов халӗ йӗркеллех ӗнтӗ.
Через несколько времени омерзение Лопухова к нему ослабело: он был ничего, как следует.

Лопухов киле салху таврӑнчӗ: ҫав тери юратнӑ ҫын ҫавӑн пек пулса тӑнине курма ӑна йывӑр пулчӗ.
Лопухов возвратился домой даже опечаленный: горько было увидеть такую сторону в человеке, которого он так любил.

Лопухов аллисене усрӗ: ытлашши каппайланса кайнӑ-и вӑл е, тӗрӗсрех каласан, ухмах та ирсӗр ҫын пулса тӑнӑ-и.
У Лопухова опустились руки: помешался человек на амбиционности или, вернее сказать, просто стал дураком и пошляком.

Лопухов Кирсанова пӗртте ун пек ҫын тесе шутламан, ҫавӑнпа хӑна хуҫана: «итле-ха, эпир санпа туссем вӗт: куншӑн сана, юлашкинчен, намӑс пулмалла вӗт», терӗ.
Все это так дико было видеть в человеке, за которого Лопухов считал Кирсанова, что гость сказал хозяину: «Послушай, ведь мы с тобою приятели: ведь это наконец должно быть совестно тебе».

Лопухов унран ҫине тӑрсах ыйтса пӗлме пуҫларӗ.
Лопухов приступил к нему настойчиво.

Чӑнах та чирлемен-ши, тесе Лопухов ун патне кӗрсе пӑхрӗ.
Лопухов зашел посмотреть, не болен ли в самом деле.

Лопухов нимӗн те аса илеймерӗ тата вӑл ун кӑмӑлне хуҫма та пултарайман, мӗншӗн тесен вӗсем пӗр-пӗрне хисепленӗ, пӗр-пӗринпе питӗ туслӑ пурӑннӑ.
Лопухов не умел вспомнить ничего, чем бы мог оскорбить его, да это и не было возможно при их уважении друг к другу, при горячей дружбе.

Лопухов, ун кӑмӑлӗ ҫаврӑннине кура, каллех: «Ну, Александр, кала, мӗншӗн тутуна тӑсрӑн-ха эсӗ?» — терӗ.
Лопухов, воспользовавшись тем, что человек пришел в рассудок, спросил опять: — Ну, Александр, скажи, за что же ты дулся?

Лопухов ун ҫине пӑхса илчӗ те тӳрех: «Эсӗ, Александр, темскер тутуна тӑснӑ, кама, мана ҫиллентӗн-и?»
Лопухов, посмотревши на него, сказал прямо: — Ты, Александр, что-то дуешься; на кого, на меня, что ли?

Тепӗр икӗ кунтан Лопухов Вера Павловнӑна: Кирсанов патне кӗтӗм те, вӑл мана темӗнле халичченхинчен урӑхла кӗтсе илнӗ пек туйӑнчӗ, терӗ.
Дня через два Лопухов сказал Вере Павловне, что заходил к Кирсанову и, как ему показалось, встречен был довольно странно.

Иккӗшӗ те вӗсем чылаях ҫӳлӗ те яштака ҫынсем, Лопухов кӑшт сарлакарах, Кирсанов кӑшт ҫӳлӗрех.
Оба они были люди довольно высокого роста, стройные, Лопухов несколько шире костью, Кирсанов несколько выше.

Кирсановран хурарах Лопухов тӗттӗм хӑмӑр ҫӳҫлӗ, йӑлтӑртатса тӑракан хӑмӑр куҫлӑ, вӗсем хура куҫсем пекех курӑнаҫҫӗ, сӑмси ӑмӑрткайӑкӑнни пек авӑнчӑк, тутисем хулӑн, пичӗ кӑшт тӑрӑхла.
У Лопухова, более смуглого, чем Кирсанов, были темно-каштановые волосы, сверкающие карие глаза, казавшиеся почти черными, орлиный нос, толстые губы, лицо несколько овальное.

Вӑл та, Лопухов пекех, илемлӗ пит-куҫлӑ ҫын.
У него, как и у Лопухова, были правильные, красивые черты лица.

Тӑрать-тӑрать те Лопухов, каллех тӑратать ӑна, халӗ ӗнтӗ ыталамасть, аллинчен тытса ҫӗклесе шоссе ҫине илсе тухать те калать:
Постоял Лопухов, опять взял некоего, не в охапку, а за руку, поднял, вывел на шоссе и говорит:

Лопуховӑн ун чухне пӗр йӗрке пулнӑ: хӗрарӑмсемсӗр пуҫне никам умӗнче те пӑрӑнмастӑп; пӗр-пӗрне хулпуҫҫисемпе сӗртӗнеҫҫӗ; лешӗ кӑшт ҫаврӑнать те: «Этем мар эсӗ, выльӑх», тет, татах малалла вӗрентме хатӗрленет, анчах Лопухов ун еннелле ҫаврӑнать те ӑна ҫавӑрса илсе канава туртса антарать, питӗ асӑрханса вырттарать ӑна вӑл, вара калать: «Эсӗ ан сиккелен, атту пылчӑк тарӑнрах ҫӗре сӗтӗрсе кӗретӗп», — тет.
А у Лопухова было в то время правило: кроме женщин, ни перед кем первый не сторонюсь; задели друг друга плечами; некто, сделав полуоборот, сказал: «Что ты за свинья, скотина», — готовясь продолжать назидание, а Лопухов сделал полный оборот к некоему, взял некоего в охапку и положил в канаву, очень осторожно, и стоит над ним, и говорит: «Ты не шевелись, а то дальше протащу, где грязь глубже».

Мӗнле ҫын пулнӑ-ха Лопухов? —
Какой человек был Лопухов? —