Шырав

Гагин

Гагин ман ума хӑйӗн картонӗсене пурне те уҫса хучӗ.
Гагин раскрыл мне все свои картоны.

Ячӗшӗн кӑна Гагин ман хыҫҫӑн пӗр-икӗ хут ассӑн сывласа илчӗ те хӑй патне этючӗсене пырса курма чӗнчӗ.
Вздохнувши вслед за мной раза два из вежливости, Гагин предложил мне пойти к нему посмотреть его этюды.

Гагин мана хӑйӗн малашнехи ӗмӗчӗсене пӗлтерчӗ; чылай пысӑк пурлӑх тытса тӑраканскер тата никам куҫӗнчен пӑхмасӑр пурӑнма пултараканскер, вӑл малашне живопиҫпе ӗҫлеме шутлать иккен, анчах ку ӗҫе кая юлса тытӑннӑшӑн, вӑхӑта нумай ирттернӗшӗн пӑшӑрханать; эпӗ те хам мӗн тума шутланине ӑна пӗлтертӗм тата, сӑмах майӑн, телейсӗр юратӑвӑм ҫинчен пытармасӑр каласа патӑм.
Гагин сообщил мне свои планы на будущее: владея порядочным состоянием и ни от кого не завися, он хотел посвятить себя живописи и только сожалел о том, что поздно хватился за ум и много времени потратил по-пустому; я также упомянул о моих предположениях, да, кстати, поверил ему тайну моей несчастной любви.

— Сывлӑх сунатӑп, — терӗ Гагин кӗнӗ май, — эпӗ сире ирех кансӗрлерӗм, анчах курӑр-ха, мӗн тӗрлӗ ырӑ ир.
— Здравствуйте, — сказал Гагин, входя, — я вас раненько потревожил, но посмотрите, какое утро.

Тепӗр ирхине (эпӗ вӑраннӑччӗ ӗнтӗ, анчах тӑманччӗ-ха) манӑн кантӑкран патакпа шаккани илтӗнчӗ, эпӗ ҫийӗнчех палласа илнӗ Гагин ҫапла юрласа ячӗ:
На другое утро (я уже проснулся, но еще не вставал) стук палки раздался у меня под окном, и голос, который я тотчас признал за голос Гагина, запел:

Гагин тӗрӗсех каларӗ иккен: ҫав йӑпатмӑш кӗвӗ манӑн чӗре хӗлӗхӗсене йӑлт ҫемӗҫтерсе янине сисрӗм эпӗ.
Гагин был прав: я почувствовал, что все струны сердца моего задрожали в ответ на те заискивающие напевы.

— Ыранччен, — терӗ ун хыҫҫӑн Гагин.
— До завтра, — проговорил за нею Гагин.

Гагин ман пата ыран пыма пулчӗ; эпӗ унӑн аллине чӑмӑртарӑм, унтан аллӑма Ася еннелле тӑсрӑм, анчах вӑл ман ҫине ҫеҫ пӑхса пуҫне пӑркаларӗ.
Гагин обещал навестить меня на следующий день; я пожал его руку и протянул свою Асе; но она только посмотрела на меня и покачала головой.

— Вӑхӑт, — терӗ Гагин та.
— Пора, — повторил Гагин.

Гагин пӗр кӗленче рейнвейн илсе килтерчӗ, эпир ӑна васкамасӑр ӗҫсе ятӑмӑр.
Гагин велел принести бутылку рейнвейна; мы ее распили не спеша.

Малтан вӑл манран ютшӑнчӗ; анчах Гагин ӑна ҫапла каларӗ:
Сначала она дичилась меня; но Гагин сказал ей:

Ася (унӑн чӑн-чӑн ячӗ Анна, анчах Гагин ӑна Ася тесе чӗнет, ҫавӑнпа эсир мана та ӑна ҫапла чӗнме ирӗк парӑр) — Ася пӳрте кӗчӗ те унтан часах кил хуҫи хӗрарӑмӗпе пӗрле тухрӗ.
Ася (собственное имя ее было Анна, но Гагин называл ее Асей, и уж вы позвольте мне ее так называть) — Ася отправилась в дом и скоро вернулась вместе с хозяйкой.

— Ася тупнӑ-ха ӑна, — терӗ Гагин, — ну-ка, Ася, — терӗ вӑл малалла, — хуҫа пул-ха.
— Это Ася ее нашла, — отвечал Гагин, — ну-ка, Ася, — продолжал он, — распоряжайся.

— Акӑ пирӗн кил! — терӗ Гагин хаваслӑн, пӗчӗк ҫурт патне ҫывхарнӑ май, — кил хуҫи хӗрарӑмӗ те, авӑ, турӑх йӑтса та килет.
— Вот и наше жилище! — воскликнул Гагин, как только мы стали приближаться к домику, — а вот и хозяйка несет молоко.

Гагин пире уҫса кӗртрӗ те сукмакпа сӑрталла ертсе кайрӗ.
Гагин отворил ее и повел нас в гору по крутой тропинке.

— Эпир хула тулашӗнче пурӑнатпӑр, — калаҫрӗ Гагин, — иҫӗм ҫырли пахчинче, пӗр-пӗччен ларакан пӳртре, ҫӳлте.
— Мы живем за городом, — продолжал Гагин, — в винограднике, в одиноком домишке, высоко.

— Пирӗн пата кӗме кӑмӑл пур-и сирӗн? — ыйтрӗ манран Гагин.
— Хотите вы зайти к нам? — сказал мне Гагин.