Шырав

Володя

Володя

— Тыт-ха, тархасшӑн, Дубинин, — илтрӗ Володя хӑй пуҫ тӗлӗнче; ҫаврӑнса пӑхрӗ те икӗ глобус йӑтнӑ Юлия Львовнӑна курчӗ.
— Подержи, пожалуйста, Дубинин, — услышал Володя над своей головой; он оглянулся и увидел Юлию Львовну с двумя глобусами в руках.

Володя шкул патне чупса ҫитсе, халӑх витӗр малалла тухсан, нумай пулмасть парта хушшинче ларнӑ класс чӳречисенчен ҫулӑм ялкӑшса тухнине курчӗ.
Когда Володя подбежал к зданию школы в, расталкивая толпу, подобрался ближе, он увидел, как из окон класса, где еще несколько часов назад он сидел за партой, вылетели рваные лоскутья пламени.

Володя Пирогов урамнелле ыткӑнчӗ.
Володя бросился на Пироговскую.

Володя унран пӑрӑнса, хулпуҫҫи урлӑ:
Володя отвернулся от него, бросив через плечо:

Володя сыхланса, анчах ҫине тарса, вӑйпа, чӗнмесӗр, аллине вӗҫертме тӑрӑшать.
Володя с осторожной, но настойчивой силой молча высвобождал свою руку.

— Лар, Володя…
— Сиди, Володя…

Володя та сиксе тӑчӗ, анчах амӑшӗ аллинчен ҫавӑрса тытрӗ:
Володя тоже вскочил было, но мать схватила его за руку:

— Эп кунта ларма пултараймастӑп, анне, каятӑп, — чӑтаймарӗ Володя.
— Я не могу, мама, я пойду, — не выдержал Володя.

Володя бутылкӑсем ҫинчен каламасан авантарах пулассине туйса илчӗ.
Володя почувствовал, что лучше не говорить о бутылках.

— Эпӗ кунта, анне, эп халех… — терӗ Володя, амӑшӗ патнелле халӑх витер аран тухса.
— Я здесь, мама, я сейчас… — говорил Володя, пробираясь к матери.

— Ӗҫсӗр чупас ҫук, — вӑрҫса илчӗ Володя.
— Без дела бы не бегал! — огрызнулся Володя.

Володя бутылкӑсем чикнӗ хаклӑ миххине инҫетри кӗтессе тирпейлесе хучӗ те — халӗ вӗсем хӑрушсӑр вырӑнта теме пулать — хӑй кӗнӗ ҫӗрелле тухма тытӑнчӗ.
Володя бережно уложил в дальнем углу свой драгоценный мешок с бутылками — теперь они были в сравнительной безопасности, — а сам стал пробираться к выходу.

Унӑн начаркка ҫутинче Володя йӗпе стена ҫумӗнче ларакан ҫынсене, шӑпланнӑ ачасене, хурлӑхлӑн пӗкӗрӗлнӗ карчӑксене асӑрхаса илчӗ.
В чахлом свете ее Володя разглядел людей, сидевших у сырой стены, притихших ребят, горестно сгорбившихся старух.

— Володя, аннӳ пӑшӑрханать, сансӑр убежищӗне каясшӑн марччӗ!
— Володя, мама беспокоится, не хотела без тебя в убежище пойти!

Вилсе пӗтнӗ пек, пушӑ килхушшине чупса кӗрсен, Володя бутылкисене пӗр миххе тултарчӗ те убежище патнелле сӗтӗрчӗ.
Влетев во двор, уже пустой и словно вымерший, Володя свалил все бутылки в один мешок и потащил его к убежищу.

Ҫавӑнпа Володя килелле вӗҫтерчӗ.
И Володя помчался домой.

Володя пуҫласа пӑшӑрханса ӳкрӗ: ытла та час ҫӗмрӗлекен, черчен япала йӑтса пырать-ҫке вӑл.
Впервые Володя забеспокоился так сильно: очень уж хрупкое и легко бьющееся добро тащил он.