Шырав

Анохин

— Ксени, эсӗ ӳссе ҫитӗннӗ, хӑв пуҫупа шухӑшлама пултаракан ҫын! — терӗ Анохин, хулпуҫҫийӗсене сиктерсе.
— Ксения, ты же взрослый и самостоятельный человек, — пожав плечами, проговорил Анохин.

— Ман сана хамшӑн савӑнтарас килет! — терӗ Анохин, ӗнсе хыҫне вӗрин сывласа.
— Я хочу, чтобы ты гордилась мной! — знобко и жарко дыша ей в затылок, говорил Анохин.

Кутекленсе йӑтса пыриччен ӑна чакарсарах хаклани луччӑ, — ӑнлантарчӗ Анохин, Ксени ҫапла шутланӑшӑн нимӗн чухлӗ те кӳренмесӗр.
Лучше их немного недооценивать, чем брать ношу не по плечам, — нисколько не обидевшись на подозрение Ксении, пояснил Анохин.

Иннокентий, Ксенин шухӑш-туйӑмне сиссе пулас, ӑна хӑйӗн ытамӗнчен ячӗ те, Ксени, арпашӑннӑ ҫӳҫ-пуҫне тӳрлеткелесе, чӳрече патне кайса тӑчӗ, ҫурӑмӗ хыҫӗнче Анохин хӑвӑрт-хӑвӑрт сывланине илтрӗ, вӑл калаҫма пуҫласса кӗтрӗ: ӑна хӑйне калаҫма пуҫлама темшӗн намӑс пулчӗ…
Видимо угадав ее состояние, Иннокентий наконец отпустил ее, и Ксения, поправляя растрепанные волосы, отошла к окну, она слышала за спиной прерывистое дыхание Анохина и ждала, когда он заговорит, начать говорить первой ей почему-то было стыдно…

Коридор вӗҫне ҫитсен, Анохин аллипе сулчӗ те, Ксени ун патнелле ыткӑнчӗ.
Дойдя до конца коридора, Анохин помахал ей рукой, и Ксения рванулась к нему.

— Тӑр-ха! — чарчӗ ӑна Анохин.
— Постой! — остановил ее Анохин.

Вӑл хумханнипе Анохин та хумханса кайрӗ, анчах Ксени хӑй лӑпланнӑҫем лӑпланса пычӗ.
Анохину передавалось ее волнение, а Ксения становилась все спокойнее и ровнее.

Пӗррехинче ҫапла, вӑл ахӑлтатса кулса кӗрт ӑшӗнчен йӑраланса тухнӑ чухне, Анохин ӑна йӗлтӗр ҫине тӑма пулӑшнӑ, унтан хӗрелсе, ӗшенсе кайнӑскерне сасартӑк ытамласа илнӗ, унӑн кулакан тутисене хӑйӗн тутисемпе хупланӑ.
На одной из прогулок, когда она, хохоча, с трудом выбиралась из сугроба, Анохин помог ей встать на лыжи и вдруг обнял ее, раскрасневшуюся, усталую, и закрыл губами смеющийся рот.

Ксени хӑйне унпа ҫителӗклӗ таран хытӑ тытманшӑн айӑпланӑ, Анохин ҫине тӑрсах ҫулӑхасран, хӑй юратни ҫинчен каласа, тупа туса йӑлӑхтарасран хӑранӑ.
Она винила себя в том, что держалась с ним недостаточно строго, боялась, что Анохин станет настойчив, навязчив, будет докучать своими объяснениями и клятвами.

Коридор вӗҫӗнче алӑк халтлатнӑ, Анохин урӑх пӗр сӑмах та чӗнмен, ҫаврӑннӑ та Ксени патӗнчен кайнӑ.
В конце коридора хлопнула дверь, и Анохин, не сказав больше ни слова, повернулся и пошел от нее.

Анохин вӑрӑм та пушӑ коридора куҫ хӳрипе пӑхса илнӗ.
Анохин мельком оглянулся по сторонам длинного пустого коридора.

Пӗр тӑватӑ ҫул каялла, шӑпах Ксени кунта килес умӗн, Анохин Ксени тантӑшне, унпа шкулта пӗрле вӗреннӗ Лизӑна хытах юратса пӑрахнӑ, тен, вӑл хӑйӗн пурнӑҫне унпа пӗрлештернӗччӗ те пулӗ, анчах Лизӑ, янтӑ колхоз пуянлӑхне ӑмсанса, суд тенкелӗ ҫине лекнӗ.
Что года четыре тому назад, перед самым ее приездом сюда, Анохин сильно увлекся ее бывшей школьной подругой Лизой и, возможно, связал бы с нею свою жизнь, да Лиза в чем-то проштрафилась и попала на скамью подсудимых.

Вӑл, ӗнер мар, виҫӗм кун Анохин унпа пӗрле ашшӗне шырама каясшӑн пулнине аса илсе, йӑл кулчӗ.
Она улыбнулась, вспомнив, как Анохин позавчера хотел отправиться вместе с нею на поиски отца.

— Кӑнтӑр апачӗ умӗн, — хӑйӗн аллисене сӑнаса пӑхса, салхуллӑн каларӗ Анохин малалла, — эпир парткабинет заведующийӗпе хулана тухрӑмӑр, лозунг-плакатсемпе, стендсемпе агитацилес ӗҫ мӗнле пынине пӑхрӑмӑр…
— Перед самым обедом, — уже несколько уныло и монотонно рассказывал Анохин, разглядывая свои руки, — мы с заведующей парткабинетом прошлись по городу, посмотрели, как обстоит дело с наглядной агитацией…

— Мӗнле калас, — Анохин аптраса тӑчӗ.
— Видите ли… — Анохин замялся.

— Пысӑк ӗҫ ҫинчен сӑмах пынӑ чух: тӗрӗссине кӑнттамрах калани ун ҫинчен шарламаннинчен лайӑхрах, тесе вӗрентнӗ Владимир Ильич, — терӗ Пробатов, тавлашӑва тараса ҫинче шайлаштарнӑ пек, каллех Анохин еннелле ҫаврӑнса.
— Владимир Ильич говорил, что лучше неудачно сказать правду, чем умолчать о ней, если дело серьезное, — как бы уравнивая на весах чашу спора, сказал Пробатов и опять повернулся к Анохину.

Анохин, обком секретарьне мӗнлерех каласан лайӑххине пӗлмесӗр, хӑйне каллех лайӑх мар пулнӑ пек туйса илчӗ.
— Анохин, видимо, снова почувствовал себя неловко, неуверенный в том, насколько он может быть откровенным с секретарем обкома.