Чӑваш чӗлхин икчӗлхеллӗ ҫӳпҫи

Вӑл ӗҫшӗн тата ҫынсемшӗн тунсӑхларӗ, унӑн ял хушшинче пуласси килчӗ.

Он скучал без дела и людей, его тянуло в деревню.

IV // .

Вӑл темшӗн тунсӑхларӗ, хӑй станицӑна килсе вырнаҫнӑранпа та кунашкал пӗрре те пулманччӗ-ха.

Ему было грустно, как не было еще ни разу с тех пор, как он поселился в станице.

XXVIII // .

Унӑн пӗтӗм шӑмшакӗ ыратрӗ, хӑсасси килчӗ, куҫ умӗнчи ҫав сӑнарсене хӑваласа ярас тесе, вӑл мӗнпур вӑйне хурса тӑрӑшрӗ, анчах сӑнарӗсем ҫухалнӑ-ҫухалманах ун ҫине хӗрелнӗ куҫлӑ ашкӑнчӑк Дымов чышкисене ҫӗклесе чупрӗ е тата вӑлах: «Кичем мана!» — тесе тунсӑхларӗ.

Чувствуя тошноту и тяжесть во всем теле, он напрягал силы, чтобы отогнать от себя эти образы, но едва они исчезали, как на Егорушку с ревом бросался озорник Дымов с красными глазами и с поднятыми кулаками или же слышалось, как он тосковал: «Скушно мне!»

VII // .

Илья Ильич тунсӑхларӗ, вуларӗ, урамра утса ҫӳрекелерӗ, килте чухне, тунсӑхран, пӗр-икӗ сӑмах калаҫса илес тесе, кил хуҫи арӑмӗн алӑкне уҫса пӑхкаларӗ.

Илья Ильич скучал, читал, ходил по улице, а дома заглядывал в дверь к хозяйке, чтоб от скуки перемолвить слова два.

VI сыпӑк // .