Шырав

Ридлер

— Эсир хӑвӑрах пӗлетӗр-ха, Ридлер господин, анчах эпӗ акӑ мӗн сӗннӗ пулӑттӑм… —
— Вам виднее, господин фон Ридлер, но я бы порекомендовал…

Отто Швальбене итлесе Ридлер пӳрнисене шӑтӑртаттарса тӑрать: кӗпер каплапа ытла вӑрахӑн юсанать.
Слушая Отто Швальбе, Ридлер похрустывал пальцами: мост восстанавливался слишком медленно.

Чарӑннӑ танкран Макс фон Ридлер сиксе тухрӗ те Отто Швальбепе тата ытти офицерсемпе ҫырма хӗрринелле утрӗ.
Из остановившегося танка выпрыгнул Макс фон Ридлер и в сопровождении Отто Швальбе и офицеров направился к реке.

Степан нимӗҫсене улталаманнине, Ридлер ҫавна хӑй те пӗлнине шансах тӑрать, ӑна, Тимофей Стребулаева, хӑйсем енне ҫирӗпрех ҫавӑрас тесе ывӑлне тӗрмере тытаҫҫӗ.
Он был уверен, что Ридлер и сам знает, что со стороны Степки не могло быть никакого подвоха, а держит сына в застенке для того, чтобы крепче скрутить по рукам и ногам его, Тимофея Стребулаева.

— Ридлер господин лайӑх ӗҫлекенсене хавхалантарма хушрӗ.
— Господин Ридлер приказал, значит, тех, которые хорошо работают, поощрять.

Ридлер шӑнкӑрав кнопкине пусрӗ те, алӑкран кӗме пуҫланӑ офицер дежурнӑя ҫапла хушрӗ:
Ридлер нажал кнопку звонка и приказал показавшемуся в двери дежурному офицеру:

— Чарӑн! — кӑшкӑрчӗ Ридлер.
— Стоп! — крикнул Ридлер.

— Юрать, юрать, — Ридлер кулса илчӗ.
— Хорошо, хорошо, — Ридлер улыбнулся.

Старик укҫана ҫӑткӑнӑн шутланине курсан Ридлер йӑл кулса илчӗ.
Посмотрев, как староста жадно пересчитывал марки, Ридлер усмехнулся.

— Куҫҫульпе ӳкӗнме кирлӗ мар, — кӑмӑллӑн каларӗ Ридлер кӗсйинчен бумажник кӑларса.
— Не нужно слезно каяться, — дружелюбно сказал Ридлер, доставая из кармана бумажник.

— Э! — кӑшкӑрса ячӗ Ридлер тӗлӗнсе.
— О! — удивленно вырвалось у Ридлера.

Ридлер каллех асӑрханса калаҫа пуҫларӗ.
На лице Ридлера вновь проступила настороженность.

— А-а… — вӑрӑммӑн каларӗ Ридлер лӑпланса.
— А-а… — успокоенно протянул Ридлер.

Ридлер, ҫӑварӗнчен «ункӑ» кӑларма хатӗрленнӗскер, тӗтӗмне каялла ҫӑтса ячӗ, ӳсӗркелесе илчӗ, куҫӗсем вара каллех пӑрланнӑ пек пулса тӑчӗҫ.
Ридлер, собравшийся было выпустить «колечко», глотнул дым обратно, закашлялся, а глаза его опять стали ледянистыми.

— Тырӑ та, аш-какай та ялта пур эппин, эпӗ ҫапла ӑнлантӑм сире, — чеен ыйтрӗ Ридлер.
— Значит, как я понял, хлеб и мясо есть в селе? — вкрадчиво спросил Ридлер.

Ридлер унӑн юнланнӑ сухаллӑ пит-куҫӗнчен пӑхрӗ, анчах вӑл аптӑраса ӳкнипе ыратнипе тертленнисӗр пуҫне нимӗн те асӑрхамарӗ.
Ридлер пристально вглядывался в его лицо с окровавленной бородой и не замечал ничего, кроме растерянности и боли.

— Малтан эпӗ сана ҫакса вӗлеретӗп, унтан тискер халӑхпа мӗн тумаллине — сан канашусӑрах пӗлӗп, — терӗ Ридлер, пӳрнисем ҫинчен кӑвакарнӑ сухал пайӑркисене пӑрахса.
— Сначала я тебя повешу, а что делать с диким народом — без твоего совета обойдусь, — проговорил Ридлер, сбрасывая с пальцев седые волоски.

Ридлер ахӑлтатса кулса ячӗ, ури ҫине тӑрса, пуҫ тайса илчӗ.
— Ридлер расхохотался, встал и язвительно изогнулся в поклоне.

Ридлер ӑна алтупанӗпе ҫапса хупларӗ, чӗрнипе тӗртсе ҫӗре пӑрахрӗ те старик ҫине пӑхса хаяррӑн кулса илчӗ.
Ридлер прихлопнул ее ладонью, щелчком сбросил на пол и, взглянув на старика, жестко усмехнулся.