Шырав

Шырав ĕçĕ:

Унран (тĕпĕ: ун) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Пепен хӑйӗнчен нумай ҫул аслӑрах, анчах ӑсӗпе унран иртеймен аппӑшӗ пӗр пуян американец патне ҫуртри пӳлӗмсене тасатса тӑма тарҫа вырнаҫать.
Сестра Пепе, девушка много старше, но не умнее его, поступила прислугой — убирать комнаты — на виллу богатого американца.

Итали ҫинчен хунӑ юмахсем // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 166–190 стр.

— Мӗн пирки эсӗ? — ыйтнӑ унран амӑшӗ пуҫне айӑплӑн ҫӗрелле усса, — пӗлнӗ вӑл мӗн пирки сӑмах пынине.
— В чем дело? — спросила мать, виновато опустив глаза, — знала она, в чем дело.

Амӑшӗ унран юлашки хут: — Сан хӑвӑн ача пуррине курас килмест-им? — тесе ыйтнӑ.
Мать спросила его в последний раз: — И ты не хочешь иметь детей?

— Анчах — ҫынсем мӗн?.. — ыйтнӑ амӑшӗ унран.
— Но — люди? — спросила мать его.

Ҫапла ҫӗрӗ-ҫӗрӗпе вӑл урамсемпе ҫӳренӗ, нумайӑшсем, паллаймасӑр, унран хӑранӑ, тӗм-хура кӗлеткене куҫа курӑнса килекен вилӗм вырӑнне хунӑ, палласа илсен — сутӑнчӑк ҫын амӑшӗ тесе, чӗнмесӗр пӑрӑнса кайнӑ.
Так ходила она ночами по улицам, и многие, не узнавая ее, пугались, принимали черную фигуру за олицетворение смерти, близкой всем, а узнавая, молча отходили прочь от матери изменника.

Вӑл тӳрленсе тӑнӑ, кӗтнӗ, анчах патруль, ун ҫине алӑ ҫӗклеме шутламасӑр е йӗрӗнсе, иртсе кайнӑ; хӗҫпӑшаллӑ ҫынсем унран, вилӳтрен пӑрӑннӑ пекех, аякранах пӑрӑнса иртнӗ, вӑл пур — тӗттӗме тӑрса юлнӑ та, унтан каллех, хула инкекӗ пек пулса, тӗм-хура курӑнса, чӗнмесӗр, урамран урама пырса кӗрсе, пӗччен, шӑппӑн таҫталла утнӑ; ун хыҫӗнчен, ӑна хӑваланӑ пек, кичем сасӑсем хурлӑхлӑн илтӗнсе пынӑ: вӗсем йынӑшнӑ, йӗнӗ, кӗлтунӑ тата ҫӗнтерӳ шанӑҫне ҫухатнӑ салтаксем салхуллӑн калаҫнӑ сасӑсем пулнӑ.
Она выпрямлялась, ждала, но патруль проходил мимо, не решаясь или брезгуя поднять руку на нее; вооруженные люди обходили ее, как труп, а она оставалась во тьме и снова тихо, одиноко шла куда-то, переходя из улицы в улицу, немая и черная, точно воплощение несчастий города, а вокруг, преследуя ее, жалобно ползали печальные звуки: стоны, плач, молитвы и угрюмый говор солдат, потерявших надежду на победу.

— Кӑмака ҫумӗнчи пек, ӑшӑ ҫапать унран.
— Прямо — прет из нее тепло, будто печь рядом.

Этем ҫурални // Александр Артемьев. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 156–165 стр.

— Эсир аманнӑ-и-мӗн? — тесе ыйтнӑ унран.
— Вы ранены? — спросили его.

Январӗн 9-мӗшӗ // Хумма Ҫеменӗ, Феодосия Ишетер. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 133–155 стр.

Ман юн кирлӗ мар-и сана? — тесе ыйтнӑ унран тахӑшӗ ҫилӗллӗ, хурлӑхлӑ сассипе.
— Крови моей — хочешь? — спросил его чей-то злой, тоскливый голос.

— Пирен ҫинелле пӑшал перетӗр-и? — тесе ыйтнӑ унран башлык тӑхӑннӑ ҫамрӑк ҫын.
— Стрелять будете в нас? — спросил его молодой человек в башлыке.

Ҫынсем унран: — Мӗншӗн эсир пире ямастӑр? — тесе ыйтнӑ.
— Почему вы не пускаете? — спрашивали его.

Ун ҫине шӑтарас пек пӑхса тӑраканскерсем, унпа мӗн калаҫмаллине те, унран мӗн ыйтмаллине те пӗлмерӗмӗр.
Глядя на нее во все глаза, мы не знали, о чем нам говорить с ней, о чем спросить ее.

Ҫирӗм улттӑпа пӗрре // Петӗр Хусанкай. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 119–131 стр.

Юлашкинчен пурте Таньӑпа салтака сӑнама пулчӗҫ, хӗре унран сыхланма хушас терӗҫ…
И наконец все решили наблюдать за солдатом и Таней, предупредить девочку, чтобы она опасалась его…

Вӗсем, тӑва динамитпа аркатса, ӑна, чугун ҫулӗ каймалли вырӑн тӑвасшӑн, киркӑсемпе тӗпретеҫҫӗ, вӗсем ҫав тери пысӑк хурансенче цемент ҫӑраҫҫӗ те, унран кубла сажен чулсем туса, вӗсене тинӗс тӗпне антараҫҫӗ, ҫапла, тинӗс хумӗсен улӑпла вӑйне хирӗҫ чул хӳме хываҫҫӗ.
Они, разорвав гору динамитом, дробили ее кирками, расчищая площадь для линии железной дороги, они месили в громадных творилах цемент и, делая из него саженные кубические камни, опускали их в море, строя оплот против титанической силы его неугомонных волн.

Коновалов // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 70–118 стр.

Вӗсем, ӗҫке ернӗ пӗр-пӗр мастеревоя кӗтсе, унран ҫарамас тӑратса хӑвариччен ӗҫес тесе, кунӗ-кунӗпе тухма пӗлместчӗҫ кунтан.
Они целыми днями торчали тут, ожидая закутившего мастерового для того, чтоб донага опить его.

Пур япала пекех, поэзи те, унран професси тӑваҫҫӗ пулсан, хӑйӗн тасалӑхне ҫухатать.
Как всё — и поэзия теряет свою святую простоту, когда из поэзии делают профессию.

Унран хӑйӗнчен ӗнтӗ мана вӗрилентерсе, ӳсӗртсе яракан хӗрӳ ҫапать, — темле хӗрӳ тӗтре пек вӑл.
От него исходило что-то возбуждавшее и опьянявшее меня — какой-то горячий туман.

Эпӗ пур, унран лайӑх ӗҫлетӗп — ҫапах та хам босяк, ӗҫке ернӗскер, ятӑм та урӑхла, ӑраскалӑм та ҫук…
А я вот работаю лучше его — однако бродяга и пьяница, и больше нет мне ни звания, ни доли…

— Малалла мӗн? — тӗпчесе ыйтрӑм унран.
— Ну, и что же дальше? — допытывался я.

Иккӗшӗнчен пӗри — пысӑкки — ҫап-ҫутӑ чул пек йӑлтӑртатать, тепри — унран инҫех те мар, — аран курӑнать.
Одна из них — большая — блестела изумрудом, другая, неподалеку от нее, — едва видна.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика