Шырав

Чубатый

Чубатый часто курил.

— Суятӑн, вӗлерейместӗн! — виҫерен тухмасӑр кулса илчӗ Чубатый, аякалла чармакланӑ урине илсе пусса.
— Брешешь, не убьешь!.. — сдержанно смеялся Чубатый, подрыгивая отставленной ногой.

Урядник, Григорие кӑкринчен чышса, ун аллинчи винтовкӑна туртса илчӗ, пӗр Чубатый кӑна вырӑнтан та хускалмарӗ: вӑл ҫав-ҫавах, урине чармакласа, сулахай аллипе пиҫиххине тытса тӑрать.
Урядник, пихая Григория в грудь, вырвал у него винтовку, лишь Чубатый не изменил положения: он все так же стоял, отставив ногу, держался левой рукой за поясок.

Ан хутшӑн! — хӑтӑрса тӑкрӗ ӑна Чубатый тепӗр хут.
Не лезь! — строго повторил Чубатый.

Чубатый Григорие пӑр пек сивӗ куҫӗсемпе тӗллесе пӑхрӗ.
Чубатый поднял на Григория ледяные глаза.

— Мӗн ҫыхланатӑн? — тавӑрчӗ ҫилӗллӗн Чубатый.
— Чего лезешь? — огрызнулся Чубатый.

Чубатый каялла таврӑнать иккен.
Чубатый ехал обратно.

Чубатый Кошевойран хӑйӗн утне илчӗ, винтовка ҫаккине тӳрлеткелесе, утланса ларчӗ те, аллипе тӗллесе кӑтартрӗ:
Чубатый взял у Кошевого своего коня, сел, поправляя винтовочный ремень, указал рукой:

— Эпӗ ӑсататӑп, — терӗ Чубатый.
— Я провожу, — вызвался Чубатый.

— Акӑ вӑл, — Чубатый хулпуҫҫийӗ урлӑ янӑ сарӑрах тӗслӗ пӑшал ҫаккине тытса кӑтартрӗ.
— Вот она, — Чубатый показал из-за спины простроченный желтый ремень.

— Хыв, вояка! — кӑшкӑрса пӑрахрӗ Чубатый, лешин палашне картах хӑй патнелле туртса илсе.
— Сымай, вояка! — крикнул Чубатый, грубо рванув к себе палаш.

Тыткӑна лекнӗ салтака Чубатый чӑрӑш патне илсе пырсан тин Григорий тавҫӑрса илчӗ ун ҫинчен.
Григорий опомнился только тогда, когда Чубатый подвел пленника к сосне.

Чубатый вырӑнтан сиксе тӑчӗ те, урисемпе ыраш ӑшшӗн чӑлханса, винтовкине хатӗр тытса, пуринчен малтан чупса кайрӗ.
Чубатый вскочил первый и побежал, путаясь ногами в житах, держа наперевес винтовку.

Вӑрман хӗррине, тутӑхса кайнӑ хӗреслӗ шӗвӗр тӑрӑллӑ часовня патне, Григорий Мелехов, урядник, ҫамрӑк казаксем — Силантьев, Чубатый тата Михаил Кошевой тӑрса юлчӗҫ.
На опушке, возле старой остроконечной часовни со ржавым распятием, остались Григорий Мелехов, урядник, казаки из молодых — Силантьев, Чубатый и Мишка Кошевой.

— Пулӗ те пулӗ, — хавассӑнах килӗшрӗ Чубатый.
— Могет быть, — охотно соглашался Чубатый.

— Чубатый хулпуҫҫийӗсене ҫӳҫентерчӗ.
— Чубатый пожал плечами.

Чуста пекех ҫемҫе вӑл, — вӗрентет Чубатый, куҫӗпе кулса.
Мягкий он, человек, как тесто, — поучал Чубатый, смеясь глазами.

Акӑ епле касмалла ӑна, — вӗрентет Чубатый, унӑн хӗҫе, чалпашла ывтӑна-ывтӑна кайса, япалана тӗлӗнмелле хӑватлӑ вӑйпала касса татать.
Вот как надо, — учил Чубатый, и шашка его в косом полете разила цель с чудовищной силой.

Чубатый пӳрт умӗнчи пахчара ӳсекен ватӑ пӗчӗк хурӑна суйласа илчӗ те, куҫӗсемпе тӗллесе, курпунне кӑларса, ун патӗнчен иртсе кайрӗ.
Чубатый выбрал росшую в палисаднике престарелую березку, пошел прямо на нее, сутулясь, целясь глазами.