Шырав

Штокман

— Хӑвӑртрах пуҫтарӑн! — терӗ Иван Алексеевича Штокман, Толкачева ватка пиншак ҫаннинчен ярса тытса.
— Собирайся живо! — приказал Ивану Алексеевичу Штокман и схватил Толкачева за рукав теплушки.

— Инкек! — пӑшӑлтатрӗ Толкачев, Штокман хыҫӗнчен иккӗмӗш пӳлӗме кӗрсе.
— Беда! — шептал Толкачев, следом за Штокманом входя во вторую комнату.

Штокман, шинельне утнӑ ҫӗртех тӑхӑнса, малти пӳлӗме тухрӗ.
Штокман вышел в переднюю комнату, на ходу натягивая шинель.

— Штокман, Кошевой, килте-и эсир?
— Штокман, Кошевой, дома?

Тепӗр ҫур сехетрен Елански станица коммунисчӗ Толкачев, хӑйӗн салтакӗсемпе Штокман пекех Сердобск полкӗ ҫумне пӗрлешнӗскер, чупса ҫитрӗ те алӑка уҫнӑ-уҫман пӳлӗнчӗклӗн кӑшкӑрса ячӗ:
Полчаса спустя прибежал еланский коммунист Толкачев, — как и Штокман со своими ребятами, приставший к Сердобскому полку, открыв дверь, он крикнул задыхающимся голосом:

Штокман тараватсӑррӑн кулса Мишка патне пычӗ, темле йывӑр инкеке чунӗпе сиссе аппаланнӑ пек, ӑна хыттӑн ыталаса илчӗ, чӗтрекен сивӗ тутипе вӑйпах чуптурӗ.
Штокман скупо улыбнулся, подошел к Мишке и, словно томимый тяжким предчувствием, крепко обнял его, с силой поцеловал холодными дрожащими губами.

— Ну? — ҫаплах ӑнланса ҫитмерӗ Штокман.
— Ну? — все недопонимал Штокман.

— Ку мӗне пӗлтерет? — ыйтрӗ Штокман.
— Это зачем? — спросил Штокман.

Ҫӗрле Штокман, полкри лару-тӑру ҫинчен тӗплӗ ҫыру ҫырса, ҫурҫӗр варринче Кошевоя вӑратрӗ.
Ночью Штокман написал подробное сообщение о состоянии полка и в полночь разбудил Кошевого.

Штокман штабран таврӑнчӗ, Иван Алексеевичпа Мишка Кошевоя полк комиссарӗпе иккӗшӗ хушшинче пулнӑ калаҫу ҫинчен кӗскен каласа пачӗ.
Штокман вернулся из штаба, в коротких чертах передал Ивану Алексеевичу и Мишке Кошевому разговор с комиссаром полка.

— Пӗлетӗр-и, Штокман юлташ…
— Знаете ли, товарищ Штокман…

— Мӗншӗн? — ҫилӗллӗн ыйтрӗ Штокман.
— Почему? — резко спросил Штокман.

Штокман полк комиссарне штабра тӗл пулчӗ, урӑх пӳлӗме чӗнсе тухса, хӗрлӗармеецсемпе пулса иртнӗ хирӗҫӳ ҫинчен хумханса каласа пачӗ, вӗсене арестлеме сӗнчӗ.
Штокман застал комиссара полка в штабе, вызвал его в другую комнату, взволнованно передал о стычке с красноармейцами, предложил произвести аресты их.

Штокман сӑмах чӗнмесӗр тумланчӗ те хваттертен тухрӗ.
Слова не говоря, Штокман оделся, вышел.

Пурсӑр та шуррисен сывлӑшӗпе сывлатӑр-и? — тӑвӑнчӑклӑн ыйтрӗ те Штокман хӑй ҫинелле тилӗрсе килекен хӗрлӗармееца вӑйлӑн кӑна аяккалла тӗртсе ячӗ.
Все белым духом дышите? — задыхаясь, спросил Штокман и с силой оттолкнул наступавшего на него красноармейца.

Вӑл имшеркке Горигасова кӗлеткипе хупласа, кӗске те вӑйлӑ аллисене ҫурӑмӗ хыҫне тытса, куҫӗсене вылятса, Штокман ҫинелле хирӗнсе утса пычӗ.
Он заслонил собою щупленького Горигасова, напирал на Штокмана, заложив куцые сильные руки за спину, играя глазами.

Шурӑгвардеец чӗлхипе! — тилӗрсе кайрӗ ытти чухне хӑйне виҫеллӗ тытакан Штокман.
Белогвардейским! вскипел обычно сдержанный Штокман.

— Ху мӗншӗн ҫапӑҫни паллӑ мар, эппин, сана? — хиврен ыйтрӗ Штокман.
— Тебе неизвестно, за что ты воюешь? — резко спросил Штокман.

Пӗри, Горигасов хушаматли, сывлӑх та сунмарӗ, Штокман ҫине тата кравать ҫинче выртакан Иван Алексеевич ҫине йӗрӗнчӗклӗн кулса пӑхса каларӗ:
Один из них, по фамилии Горигасов, не поздоровавшись, с поганенькой улыбочкой посматривая на Штокмана и лежавшего на кровати Ивана Алексеевича, сказал: