Шырав

Панкратов

Харьковра украинецсен пӗр-пайӗ поезд ҫинчен анса юлчӗ, вӗсен шутӗнче Окунев, Панкратов тата Корчагин пулчӗҫ.
В Харькове часть украинцев сошла с поезда, в их числе Окунев, Панкратов и Корчагин.

— Панкратов.
— Панкратов…

Панкратов трибуна ҫинчен анчӗ.
Панкратов сходил с трибуны.

Унӑн хытӑ чупакан шухӑшӗсене Игнат чарчӗ: — Юлташсем! — тесе хыттӑн калама пуҫларӗ хӑйӗн сӑмахне Панкратов.
Быстрый бег его мыслей прервал Игнат, он начинал свою речь: — Товарищи! — твердо откроил это слово Панкратов.

Панкратов тӑчӗ те: — Каласа пӗтертӗр ҫав, вӑл пирӗншӗн те усӑллӑ пулӗ. Туфта ыттисем шарламаннине те персе ярать, — терӗ.
Панкратов поднялся и крикнул: — Дайте ему высказаться, это полезно знать! Туфта выбалтывает то, о чем другие молчат.

Залра ӳпкелешнӗ сасӑсем илтӗнчӗҫ, Панкратов чӑтаймарӗ:
По залу пронесся ропот, Панкратов не выдержал:

Лар та итле арӑму мӗн каланине, — пӑшӑлтатрӗ Панкратов, Окунева чавсипе аяккинчен тӗртсе.
Сиди и слушай, что женушка скажет, — шепнул Панкратов, толкая Окунева локтем в бок.

Панкратов, алӑк умӗнче тӑракан контроль группине мандат кӑтартса, зала кӗрсен тин Окунева хирӗҫ чӗнчӗ:
Панкратов ответил Окуневу уже в зале, куда они вошли, показав свои мандаты стоявшей у входа контрольной группе:

Панкратов кая юлакансене васкатать:
Панкратов поторапливал отстающих:

Ҫак каҫ Павел купӑсне нихӑҫанхинчен лайӑх каларӗ, ҫавӑнтах тата тӑсланкӑ Панкратов пурне те тӗлӗнтерме тенӗ пекех ташша янӑ хыҫҫӑн, Павка пушшех ҫӗкленсе кайрӗ, вӑл малтанхи кӗввине татрӗ, купӑсне тата хытӑрах туртса ячӗ.
В этот вечер Павка играл на редкость хорошо, а когда на диво всем пустился в пляс верзила Панкратов, Павка забылся, и гармонь, теряя новый стиль, рванула огнем:

— Ӑна вырӑнтан кӑлармалла та Панкратов патне пӗр ҫуллӑха пристань ҫине грузчика ямалла.
— Его надо снять и послать к Панкратову на пристань грузчиком на год.

Вӑл ман умма кӑштӑрт пӗр ыйту кӑларса хучӗ: «Калӑр-ха, Панкратов юлташ, философирен эсир мӗн-мӗн пӗлетӗр?»
Подкидывает он мне такой вопросец: «Скажите, товарищ Панкратов, какие сведения вы имеете по философии?»

Панкратов ҫилӗллӗн мӑшлата-мӑшлата малалла калать:
Сердито посопев, Панкратов продолжал:

Пӳртре пурте ҫывӑраҫҫӗ, Панкратов ҫаплах юлашки тӑватӑ уйӑх хушшинче пулса иртнӗ ӗҫсем ҫинчен каласа ларать.
В доме уже давно спали, а Панкратов все еще рассказывал о событиях за четыре месяца:

Панкратов кӑшкӑрашса калаҫнине илтсе, юнашар пӳлӗмрен аппӑшӗпе амӑшӗ чупса тухрӗҫ.
На крики Панкратова из соседней комнаты выбежали старшая сестра и мать.

Панкратов куҫӗсене мӑч-мӑч хупса илчӗ.
Панкратов растерянно замигал:

Панкратов ик-виҫӗ кашӑк сыпрӗ те, хӑнаран нимӗнле ответ илтейменнине кура, пуҫне ун енне ҫавӑрчӗ.
Панкратов отправил ложки две борща в рот и, не получив от гостя ответа, повернул к нему голову:

Сӗтел хушшинче ларакан Панкратов, ҫӑкӑр чӗллин юлашкине чӑмласа, пуҫне ун енне ҫавӑрчӗ.
Панкратов, доедая кусок, повернулся к нему из-за стола:

Алӑка пуҫне янах айӗнченех тутӑр ҫавӑрса ҫыхнӑ Панкратов амӑшӗ уҫрӗ.
Дверь открыла старушка в простеньком, подвязанном под подбородок платочке — мать Панкратова.