Шырав

Назанский

Назанский хӑрушла, тӑрлавсӑр, кӗтмен кулӑпа ахӑлтатса ячӗ.
Назанский засмеялся жутким, бессмысленным, неожиданным смехом.

Назанский ҫав тери хыттӑн чӗтӗретчӗ, ҫавна май шӑлӗсем унӑн шакӑлтатсах шаккатчӗҫ.
Назанский так сильно дрожал, что у него стучали зубы.

Назанский ӳсӗрме пуҫларӗ те вӑрахченех ӳсӗрчӗ.
Назанский закашлялся и кашлял долго.

Назанский пальттипе чӗркенкелерӗ, хӑй, сивве пула, чӗтрене-чӗтрене илчӗ.
Назанский кутался в пальто и вздрагивал от холода.

Назанский шӑпланчӗ.
Назанский умолк.

Назанский шӑппӑн та ытарлӑн кулса илчӗ.
Назанский тихо и снисходительно засмеялся.

— Назанский, ӗмӗт ку, фантази ку!
— Назанский, это мечты, это фантазии!

Килсе ҫитекен ҫав пурнӑҫа, турӑ евӗрлӗ ҫав пурнӑҫа, — аллисене ҫӳлелле савӑнӑҫлӑн ҫӗклесе, кӑшкӑрса ячӗ Назанский, — хам ҫийӗмри ак ҫак каҫхи тӳпене шаннӑ пекех, ҫирӗппӗн шанса тӑратӑн эпӗ!
Так же как верю в это вечернее небо надо мной, — воскликнул Назанский, торжественно подняв руку вверх, — так же твердо верю я в эту грядущую богоподобную жизнь!

Назанский вара, хай шухӑшӗсене саспа тӑсать тейӗн, ҫавӑнтах калаҫма та пуҫларӗ:
И Назанский, точно продолжая вслух свои мысли, тотчас же заговорил:

Назанский сывлӑша сӑмсипе ҫилӗллӗн вӗрсе кӑларчӗ те шӑпланчӗ.
Назанский злобно фыркнул носом и замолчал.

— Ҫаплипе ҫапла-ха, паллах, ырӑ, — ӳркевлӗн килӗшрӗ Назанский.
— Так-то так, конечно, милый, — вяло согласился Назанский.

Назанский калаҫма чарӑнчӗ те тӑнлавӗсене ывҫисемпе нервӑллӑн сӑтӑрма пикенчӗ.
Назанский замолчал и стал нервно тереть себе виски ладонями.

Назанский йӑвашшӑн та ӑшшӑн кулса илчӗ.
Назанский улыбнулся кротко и нежно.

Назанский, вӑрӑммӑн сывласа, пуҫне салхун сулкаларӗ-сулкаларӗ те ӑна аялалла усрӗ.
Назанский печально, с долгим вздохом покачал головой и опустил ее вниз.

— Питӗ илемлӗ! — хӗрӳллӗн каласа хучӗ Назанский.
— Прекрасна! — пылко повторил Назанский.

— Назанский, ӳкӗннӗ пек пулса, чӗтӗрекен аллине инҫетрен ун еннелле тӑсрӗ.
— Назанский, точно извиняясь, протянул к нему издали дрожащую руку.