Шырав

Лукашка

Ӗҫ! — кӑшкӑрчӗ Лукашка Ерошка старик ҫак сӑмаха калакан сасӑпа.
Пей! — крикнул Лукашка тем самым голосом, каким старик Ерошка произносил это слово.

— Асамҫӑ! — кӗскен тавӑрчӗ Лукашка.
— Колдун! — коротко ответил Лукашка.

— Тав сана, — терӗ Лукашка, амӑшӗнчен туллиех чихирь тултарнӑ чашкӑ тытса тата ӑна пӗшкӗртнӗ пуҫӗ патне асӑрханарах илсе пырса.
— Будь здоров, — говорил Лукашка, принимая от матери полную чашку чихиря и осторожно поднося ее к нагнутой голове.

— Халех, Лукашка, халех, — терӗ карчӑк.
— Сейчас, Лукашка, сейчас, — отвечала старуха.

Мӗнле, эсӗ урама тухайман-и-ха? — кӑшкӑрчӗ Лукашка, пӑшалне тытса крыльца ҫине хӑпарнӑ май.
Что, аль на улицу еще не выходила? — прокричал Лукашка, поддерживая ружье и поднимаясь на крыльцо.

Лукашка ӑна лашана утӑ патне тӑратмаллине тата йӗнерне хывмалла маррине паллӑсем туса ӑнлантарчӗ.
И Лукашка знаками показал ей, чтоб она поставила коня к сену и не расседлывала его.

Кил хӑвӑртрах! — кӑшкӑрчӗ Лукашка юлташне, юнашар пӳрт патӗнче лаши ҫинчен анса тата лашине хӑйсен килкартин ҫатан хапхинчен асӑрханарах кӗртсе.
Скорей приходи! — крикнул Лукашка товарищу, слезшему у соседнего двора, и осторожно проводя коней в плетеные ворота своего двора.

— Лашана ҫеҫ тирпейлем, Назаркӑпа килетпӗр те ҫӗр каҫах гулять тӑватпӑр, — терӗ те Лукашка, лашине пушӑпа ҫатлаттарса илсе, хӗрсенчен айккинелле юрттарчӗ.
— Только коня уберу, придем с Назаркой, целую ночь гулять будем, — сказал Лукашка, хлопнув плетью лошадь, и поехал прочь от девок.

Лукашка ҫав вӑхӑтра черкески айӗнчен, хура бешмет кӗсйинчен, премӗксемпе хӗвелҫаврӑнӑш ҫыххине кӑларчӗ.
Лукашка в это время доставал из-под черкески, из кармана черного бешмета, узелок с закусками и семечками.

Лукашка Устенька патне ҫаврӑнчӗ, Марьяна вара аллине ача тытнӑ хӗрарӑмпа юнашар ларчӗ.
Лукашка обратился к Устеньке, а Марьяна села рядом с казачкой, державшею на руках ребенка.

Лукашка уйрӑммӑнах хавас курӑнчӗ.
Лукашка казался особенно весел.

— Назаркӑпа пӗрер каҫ уҫӑлса ҫӳреме вӗҫтерсе ҫитрӗмӗр, — тавӑрчӗ Лукашка, пушшипе лашине хӑмсаркаланӑ май хӗрсем ҫинелле пырса кӗрсе.
— С Назаркой на ночку погулять прилетели, — отвечал Лукашка, замахиваясь плетью на лошадь и наезжая да девок.

— Сывӑ-и, Лукашка!
— Здорово, Лукашка!

— Пӑх-ха, шуйттан, пурне те пӗлет! — терӗ хӑй ӑшӗнче Лукашка, вара унӑн пичӗ ҫинче пӑшӑрханма тытӑнни палӑрчӗ; анчах казак хӗрӗсем йышлӑн тӑракан кӗтесселле пӑхса илчӗ те вӑл, лашине унталла ҫавӑрчӗ.
— Вишь, черт, все знает! — проговорил про себя Лукашка, и лицо его приняло озабоченное выражение; но, взглянув за угол, где стояло много казачек, он повернул к ним лошадь.

— Эсӗ шутларӑн вӗт, мучи, мӗн ыйтатӑн, — тавӑрчӗ Лукашка, тепӗр еннерех пӑрӑнса.
— А ты небось считал, дедука, что спрашиваешь, — отвечал Лукашка, отворачиваясь.

Стариксем умӗнчен иртнӗ чух Лукашка чарӑнчӗ те ҫӳҫне кастарнӑ хура пуҫӗ ҫинчи шурӑ кӑтра папахине ҫӳлелле тытса ҫӗклерӗ.
Проезжая мимо стариков, Лукашка приостановился и приподнял белую курчавую папаху над стриженою черною головой.

Йӗннине ӑста майласа чикнӗ пӑшал, ҫурӑм хыҫӗнчи пистолет тата йӗнер хыҫне тӗркесе хунӑ бурка, — ҫаксем Лукашка лӑпкӑ мар та инҫетерехрен килни ҫинчен пӗлтереҫҫӗ.
Ловко прилаженное ружье в чехле, пистолет за спиной и свернутая за седлом бурка доказывали, что Лукашка ехал не из мирного и ближнего места.

Лукашка хӑйӗн хытӑ ҫулпа ҫӑмӑллӑн утакан тата йӑлтӑрти ҫамкаллӑ илемлӗ пуҫне ывӑтса пыракан самӑр кӑвак кабардински лаши ҫинче кӑшт чалӑшарах ларать.
Лукашка сидел несколько боком на своем сытом гнедом кабардинце, легко ступавшем по жесткой дороге и подкидывавшем красивою головой с глянцевитою тонкою холкой.