Шырав

Шырав ĕçĕ:

Кирек сăмах пирĕн базăра пур.

Кирек (тĕпĕ: кирек) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Эпӗ вӗсем ҫине кӗвӗҫсе пӑхаттӑм, хам вӑрттӑн-хӗрттӗн француз чӗлхине вӗренеттӗм, кама пуҫ таяссине уяса тӑмасӑр пуҫ тайма, калаҫма, ташлама хӑнӑхаттӑм, хама кирек мӗн ҫине те лӑпкӑн, кичеммӗн пӑхма хӑнӑхтарассишӗн тертленеттӗм, хачӑ ӳте касса кӗричченех чӗрнесемпе асапланаттӑм, — ҫапах тӗллеве пурнӑҫлама татах та нумай тумаллине туяттӑм.
Я с завистью смотрел на них и втихомолку работал над французским языком, над наукой кланяться, не глядя на того, кому кланяешься, над разговором, танцеваньем, над вырабатываньем в себе ко всему равнодушия и скуки, над ногтями, на которых я резал себе мясо ножницами, — и все-таки чувствовал, что мне еще много оставалось труда для достижения цели.

XXXI сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Сomme il faut пулма иккӗмӗш кирли — чӗрнесем, вӗсем вӑрӑм, яп-яка тата тап-таса пулмалла; виҫҫӗмӗшӗ — пуҫ тайма, ташлама, калаҫма пӗлесси; тӑваттӑмӗшӗ, ку чи кирли, — кирек мӗн ҫине те лӑпкӑн пӑхасси тата, йӗрӗнереххӗн ҫӳресе, капӑр кичемлӗхе ялан палӑртасси.
Второе условие comme il faut были ногти — длинные, отчищенные и чистые; третье было уменье кланяться, танцевать и разговаривать; четвертое, и очень важное, было равнодушие ко всему и постоянное выражение некоторой изящной, презрительной скуки.

Анчах, тепӗр енчен, сӑмах пӗлтерешӗ ӑна мӗнле сӑн-сӑпатпа каланинчен, калаҫӑвӑн пӗтӗмӗшле пӗлтерӗшӗнчен ытларах килетчӗ, ҫавна пула пиртен пӗри ҫӗнӗ уйрӑмлӑха палӑртма кирек мӗнле ҫӗнӗ сӑмахпа усӑ курсан та, кӑшт систеричченех тепри шӑпах ҫавӑн пек ӑнланатчӗ.
Но, впрочем, значение зависело больше от выражения лица, от общего смысла разговора, так что, какое бы новое выражение для нового оттенка ни придумал один из нас, другой по одному намеку уже понимал его точно так же.

XXIX сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Пӗр шай таран аталаннӑ ӑнланупа пурӑнакансем хӑйсем палӑртса хунӑ чикӗрен тухса каймаҫҫӗ, кирек мӗне те вӗсем пӗрешкелтерех хаклаҫҫӗ.
Сущность этой способности состоит в условленном чувстве меры и в условленном одностороннем взгляде на предметы.

Вӑл, эпӗ ҫакӑн ҫинчен каларӑм ӗнтӗ, хӑйпе шӑллӗ, ашшӗ е йӑмӑкӗ хушшинче ҫепӗҫлӗхсем пуласран хӑранӑ пек тӗнчере урӑх нимрен те хӑрамасть, тата, туйӑмсене кирек мӗнле палӑртассинчен те пӑрӑнса, тепӗр енчи чикӗрен тухса каять, хӑйне ытла сиввӗн тытать, ку сивӗлӗх унӑн сӑлтавне ӑнланман ҫынсене час-часах хытӑ кӳрентерет.
Он, как я уже говорил, ничего в мире так не боялся, как нежностей с братцем, папашей или сестрицей, как он выражался, и, избегая всякого выражения чувства, впадал в другую крайность — холодности, часто больно оскорблявшую людей, не понимавших причин ее.

XXVIII сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Ну, хӗлле, тур пулӑшсан, Петербурга куҫӑпӑр, унта ҫынсемпе курнӑҫатӑр, усӑллӑ паллашусем пулӗҫ; эсир ӗнтӗ пысӑк ачасем, акӑ эпӗ Вольдемара ҫапла каларӑм; эсир халь ҫул ҫине тухнӑ, ҫавӑнпа ман ӗҫ пӗтнӗ, хӑвӑрах кайма пултаратӑр, манпа канашлас кӑмӑлӑр пулсан, канашлӑр, эпӗ халь сире ӑс паракан арҫын мар ӗнтӗ, сирӗн тусӑр эпӗ, кирек мӗн тесен те хам пултарнӑ ҫӗрте сирӗн тусӑр, юлташӑр тата канаш паракан ҫыннӑр пуласшӑн, урӑх никам та мар.
Ну, а зимой, бог даст, в Петербург переедем, увидите людей, связи сделаете; вы теперь у меня ребята большие, вот я сейчас Вольдемару говорил: вы теперь стоите на дороге, и мое дело кончено, можете идти сами, а со мной, коли хотите советоваться, советуйтесь, я теперь ваш не дядька, а друг, по крайней мере, хочу быть другом и товарищем и советчиком, где могу, и больше ничего.

Ҫак шухӑшсем ытла та кӑмӑллӑ пулнӑран, ман вӗсем ҫинчен хамӑн тусӑма пӗлтерес килчӗ, анчах, эпир пӗр-пӗрне кирек мӗн ҫинчен те пӗр пытармасӑр калӑпӑр тесе шантарнӑччӗ пулин те, ҫакна тума темшӗн ман вӑйӑм ҫитес ҫуккине туйрӑм.
Мечты эти были так приятны, что мне очень хотелось сообщить их моему другу, но, несмотря на наш обет взаимной откровенности, я чувствовал почему-то, что нет физической возможности сказать этого.

XXVII сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

— Ийя, питӗ илемлӗ, анчах мана темӗншӗн ытла та декораци евӗрлӗ туйӑнать, — терӗм эпӗ, кирек мӗн пирки те хам урӑх тӗрлӗ шутланине кӑтартас тӗллевпе.
— Да, чудесно, но только, мне кажется, ужасно похоже на декорацию, — сказал я, желая доказать, что я во всем имею свое собственное мнение.

XXVI сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Хама кирек хӑҫан та урӑхла йышши ҫын пек кӑтартас правилӑна пӑхӑнса тата княгиньӑпа ман пек ӑслӑ ҫынсем пӗрне-пӗри яланхилле хисеплесе сума сӑвассинчен ҫӳлте тӑраҫҫӗ тесе шутласа, эпӗ акӑ мӗнле ответлерӗм: тӗлсӗр-йӗрсӗр сулланса ҫӳрессине чӑтма пултараймастӑп, уҫӑлса ҫӳреме тухас-тӑк, пӗччен ҫӳреме кӑна юрататӑп, терӗм.
Следуя своему правилу быть всегда оригинальным и считая, что такие умные люди, как я и княгиня, должны стоять выше банальной учтивости, я отвечал, что терпеть не могу гулять без всякой цели, и ежели уж люблю гулять, то совершенно один.

Акӑ эсир чирлесе ӳкрӗр, — юратнӑ арӑмӑр хӑйӗн чирне манса каять, эсир ӑна: кӑлӑхах ан асапланӑр, тесе каласан та, сирӗн вырӑнӑр ҫумӗнчен пӗр хӑпмасӑр ларать; эсир кирек хӑш самантра та хӑвӑр ҫине вӑл: «мӗн тӑвӑн-ха ӗнтӗ, эпӗ каланӑччӗ, анчах мана пурпӗр, ҫапах та эпӗ сана пӑрахассӑм ҫук» текен куҫсемпе пӑхнине туятӑр.
Но вот вы сделались больны, — любящая жена ваша забывает свою болезнь и неотлучно, несмотря на ваши просьбы не мучить себя напрасно, сидит у вашей постели, и вы всякую секунду чувствуете на себе ее соболезнующий взгляд, говорящий: «Что же, я говорила, но мне все равно, и я все-таки не оставлю тебя».

XXIV сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Вӑл чирлӗ пулас, анчах, кӑмӑлӑра хуҫас мар тесе, сире ҫакӑн ҫинчен каласшӑн мар; ӑна кичем пулас; анчах сирӗншӗн вӑл хӑйӗн ӗмӗрӗ тӑршшипех кичемленсе пурӑнма та хатӗр; эсир хӑвӑр ӗҫӗрпе (кирек мӗнлипе: сунара ҫӳрессипе-и, кӗнекесемпе-и, хуҫалӑхпа-и, службӑпа-и) ытлашши тӑрмашни ӑна питӗ хуйхӑртать пулас; ҫак ӗҫ сире пӗтерсе хурассине вӑл курать, — анчах шарламасть, чӑтать.
Она видимо больна, но, не желая вас огорчить, не хочет говорить вам этого; она видимо скучает, но для вас она готова скучать всю свою жизнь; ее видимо убивает то, что вы так пристально занимаетесь своим делом (какое бы оно ни было: охота, книги, хозяйство, служба); она видит, что эти занятия погубят вас, — но она молчит и терпит.

«Хам чунтан парӑнса тӑнине пӗтӗм тӗнчене тата ӑна кӑтартассишӗн эпӗ хама хам кирек мӗнле сиен те тума пултаратӑп».
«Нет никакой неприятности, которую бы я не решился сделать самому себе, для того чтобы доказать всему свету и ему или ей свою преданность».

Пирӗн ҫӗршыври паллӑ класс ҫыннисем, илемлӗ юратаканнисем, хӑйсен юратӑвӗ ҫинчен пурне те каласа кӑтартаҫҫӗ ҫеҫ мар, ун ҫинчен кирек епле пулсан та французла калаҫҫӗ.
В нашем отечестве люди известного класса, любящие красиво, не только всем рассказывают про свою любовь, но рассказывают про нее непременно по-французски.

— Хам Дмитрипе питӗ туслӑ пулсан та тата вӑл пӗр пытармасӑр каласа пани мана савӑнтарсан та, унӑн туйӑмӗсем ҫинчен, Любовь Сергеевна тӗлӗшпе мӗн тума шутлани ҫинчен манӑн урӑх нимӗн те пӗлессӗм килмерӗ, эпӗ кирек епле пулсан та хам Сонечкӑна юратни ҫинчен каласа парасшӑн пултӑм, ку юрату мана чылай ҫӳлте тӑнӑ пек туйӑнчӗ.
Несмотря на всю дружбу мою к Дмитрию и на удовольствие, которое доставляла мне его откровенность, мне не хотелось более ничего знать о его чувствах и намерениях в отношении Любовь Сергеевны, а непременно хотелось сообщить про свою любовь к Сонечке, которая мне казалась любовью гораздо высшего разбора.

XXII сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Эпир мӗн калаҫнине итлеме, пирӗн ҫине пӑхса илме кирек кам та хапӑл тӑвӗччӗ».
Всякому даже приятно бы было теперь со стороны послушать и посмотреть на нас».

«Ну, атте кирек мӗн шутлатӑр, — мӑкӑртатрӑм эпӗ хам тӗллӗн тӑрантас ҫине ларнӑ чух, — эпӗ кунта нихҫан та ура ярса пусас ҫук; пӗр нӑйкӑлтийӗ, эпӗ телейсӗр ҫын пулнӑ пек, ман ҫине пӑхса йӗрет, Ивинӗ, сысна хӑраххи, пуҫ таймасть; асӑнтарӑп-ха эпӗ ӑна…»
«Ну, уж как папа хочет, — пробормотал я сам себе, садясь в дрожки, — а моя нога больше не будет здесь никогда; эта нюня плачет, на меня глядя, точно я несчастный какой-нибудь, а Ивин, свинья, не кланяется; я же ему задам…»

XX сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Эпӗ вӗчӗрхенме пуҫларӑм, Ивин кирек ӑҫталла пӑхнине те ҫийӗнчех асӑрхарӑм, вӑл Фрост куҫӗсемпе тӗл пулмассеренех: «Мӗншӗн килнӗ-ха вӑл пирӗн пата?» — тесе ыйтнӑ пек ӑнлантӑм.
Я начинал приходить в раздраженное состояние духа, каждый взгляд Ивина ловил на лету и, когда он встречался с глазами Фроста, переводил его вопросом: «И зачем он приехал к нам?»

Эпӗ кирек епле пулсан та каятӑп терӗм те, кунта самаях лартӑм тесе ура ҫине тӑтӑм, тухса каясшӑн пултӑм, анчах княгиня мана чарчӗ.
Я сказал, что непременно поеду, и так как уж визит, по моему мнению, продолжался достаточно долго, я встал и хотел уехать, но она удержала меня.

XIX сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Зала та тӗплӗн, сиввӗн тата чыслӑ типтерленӗ, кирек хӑш кӗтес те йӑлтӑртатать, ҫӗнех мар пулин те ҫирӗп пек туйӑнать, картинӑсем те, кантӑк каррисем те, нимӗнле эрешсем те ниҫта та курӑнмаҫҫӗ вара; залӑн ҫап-ҫутӑ курӑнмалла якатнӑ урайӗ урлӑ утса, эпӗ хӑна пӳлӗмне кӗтӗм.
Зала, через светло налощенный пол которой я прошел в гостиную, была также строго, холодно и опрятно убрана, все блестело и казалось прочным, хотя и не совсем новым, но ни картин, ни гардин, никаких украшений нигде не было заметно.

— Ах, эпӗ сире паллайман пулӑттӑм, — сӑмах хушрӑм эпӗ, хам ҫав вӑхӑтра ӑна кирек хӑҫан та палласа илме май пурри ҫинчен шухӑшларӑм пулин те.
— Ах, я бы вас не узнал, — отвечал я, несмотря на то, что в это самое время думал, что я всегда бы узнал ее.

XVIII сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика