Шырав

Ефимка

— Уттар каялла, — терӗ Ефимка.
— Ступай, — сказал Ефимка.

Халь ӗнтӗ пӗртен пӗр шанчӑк ҫеҫ тӑрса юлчӗ: Ефимка вӑрман витӗр тухать, юханшыв урлӑ ишсе каҫать, унтан, Кожуховкӑна ҫитсе ӳксе, пулӑшу ыйтать.
Теперь оставалась только одна надежда, что сумеет Ефимка пробраться в лес, переплыть через реку и доберется до Кожуховки с просьбой о подмоге.

Ҫавӑнтах Ефимка хӑйсен ушкӑнӗ чарӑннӑ вырӑна таврӑнчӗ, сарӑ тура утне шӑварчӗ, минтере вӗренпе ҫыхкаласа, йӗнер пекки майлаштарса турӗ, хулпуҫҫинчен винтовка ҫакса ячӗ, кӗсйине ҫӑкӑр татки чикрӗ.
Вернулся тогда Ефимка в табор, напоил каурого коня, из подушки и веревок смастерил плохонькое седлышко, приладил за плечи винтовку и сунул в карман кусок хлеба.

— Мана Гришка Кумаков кирлӗ мар, — хуравларӗ Ефимка, ҫак кӗрнеклӗ мучие хисеплесе пӑхса тӑнӑ май.
— Мне Гришка Кумаков не нужен, — ответил Ефимка, с уважением разглядывая этого крепкого старика.

— Кунтисем мар, — терӗ Ефимка.
— Не здешний, — ответил Ефимка.

— Верка, тӑхта-ха эс кунта, — терӗ Ефимка, ҫул хӗрне ҫитсе чарӑнсан.
— Подожди здесь, Верка, — сказал Ефимка, когда выбрались они к дороге.

— Ефимка, — терӗ Верка, ӑна хирӗҫ чупса тухса, — кунта ҫывӑхра юнашарах ҫул пур.
— Ефимка, — сказала Верка, выбегая ему навстречу, — а тут совсем рядом дорога.

— Мӗн, тинех лекрӗн-им, тӑванӑм! — шӑппӑн мӑкӑртатрӗ Ефимка, хӗрелсе тӑртаннӑ куҫне мӑч-мӑч хупса илсе.
— Что, брат, попался! — тихо пробормотал Ефимка, зажмуривая красные, опухшие глаза.

Долго рыскал Ефимка по лесу.

Ҫавӑнтах Ефимка асӑрхаса илчӗ: Верка ҫех мар, амӑшӗ те, йӑваш Евдокия та ҫӗнӗ пушмакпа, ҫӗнӗ кӗпепе-мӗн.
И тут Ефимка увидел, что не только одна Верка, но и его мать и тихая Евдокия тоже были наряжены в новые башмаки и платья.

Ефимка та амӑшӗ мӗн ҫинчен сӑмах пуҫарасса сисрӗ те, ыйхӑланҫи туса, шӑпӑрт пулса выртрӗ.
Догадавшись, о чем мать собирается говорить, притворился сонным, замолчал и Ефимка.

— Ӑҫталла тетне? — кӗтмен ҫӗртен ыйтнипе именсе кайрӗ Ефимка.
— Ну, куда? — смутился застигнутый врасплох Ефимка.

— Атти вӑл — аван япала-ха, — хӗпӗртерӗ Ефимка.
— Это хорошо, что сапоги, — обрадовался Ефимка.

— Ырри сахал! — терӗ Ефимка, амӑшӗ сӑмахӗпе килӗшсе.
— Хорошего мало! — согласился Ефимка.

Ӑш вӑркать ман, Ефимка!
Тошно мне, Ефимка!

Вӑранасса Ефимка хӑйӗн пуҫелӗкне такам майӗпен майланине сиснипе вӑранчӗ.
Проснулся Ефимка оттого, что кто-то тихонько поправил ему изголовье.

Эх, сана, мур илесшӗне! — мӑкӑртатрӗ Ефимка.
Чтоб ты пропала! — заворчал Ефимка.

— Ефимка, мӗншӗн эс кашмана пӗтӗмпех ху ҫине туртса илнӗ?
— Что же это ты, Ефимка, на себя всю дерюгу стащил?

— Тем тесен те, пӗлес килет-ҫке, Ефимка, — кӑмӑлӗ хуҫӑлнӑн хуравларӗ Верка, унтан, кашмана пӗр кӗтессинчен карт! туртса, кӳреннӗн хушса хучӗ:
— Интересно же все-таки, Ефимка, — разочарованно ответила Верка и, дернув за край дерюги, обидчиво спросила: