Шырав

Вадя

— Тӗлӗнмелле ҫапах та, — каллех калаҫа пуҫларӗ Вадя.
— Странно как-то, — опять произнес Вадя.

— Вӑт, шухӑшламанччӗ, — пытармарӗ Вадя.
— Вот не думал, — признался Вадя.

— Итле-ха, вӑл хутла вӗренмен-им, ун пек калаҫҫӗ-и вара? — пӑшӑлтатрӗ мана Вадя.
— Слушай, он неграмотный, разве так говорят? — шепнул мне Вадя.

Ырӑ, хаклӑ Вадя!
Милый, дорогой Вадя!

Вадя!
Вадя!

Вадя халь пачах та вундеркинд пек курӑнмасть.
Вадя уже не выглядел вундеркиндом.

Вадя, кулӑшла, мыскараллӑ Вадя, 1941 ҫулхи июнӗн 22-мӗшӗнче пионерсен лагерьне пӗрле кайма тухнӑ Вадя!
Вадя, смешной, забавный Вадя, с которым мы отправлялись в пионерский лагерь в подходящий день — 22 июня 1941 года.

Ҫӗнӗрен килнисем хушшинче — тӗлӗнмелле! — Вадя Цейтлин та пур иккен.
Среди вновь прибывших оказался — о чудо! — Вадя Цейтлин.

Ҫак вӑхӑтра Вадя хӑйӗн чӑматанне туртса кӑларчӗ, вӑл унта темӗн кӑштӑртаттаркаларӗ те малтан хӗрачасене: — Мейӗр, тытӑр! — терӗ.
Вадя достал чемоданчик, порылся в нем и предложил сначала девочкам: — Берите!

— Ҫитесси мӗнле станци пулать? — интересленчӗ Вадя.
— А какая станция следующая? — поинтересовался Вадя.

Вадя шухӑшларӗ-и, шухӑшламарӗ-и — пӑхрӗ те кантӑкран, темле ним пӗлтерӗшсӗр: — Эпӗ унашкал маневрсене кинора та вунна яхӑн курнӑ, — терӗ.
Вадя подумал или просто отвлекся — посмотрел в окно, потом безразлично сказал: — Я и в кино видел такие маневры раз десять.

Вадя парӑннӑ пек пулчӗ: — Мӗнех вара, — терӗ вӑл.
Вадя почти сдался: — Что ж.

Сасартӑк эпӗ, хальхинче Вадя мар, кантӑк патӗнче ларнӑ май, Мускав енчен ҫывхарса килекен поездӑн шавне илтрӗм:
Вдруг уже не Вадя, а я, оказавшийся возле окна, опять услышал шум приближающегося поезда со стороны Москвы.

— Мӗншӗн маневрта пултӑр? — хирӗҫлерӗ Вадя, эшелон шавӗ иртсе пӗтсен.
— Почему обязательно на маневры? — заявил Вадя, когда шум эшелона окончательно стих.

— Вадя пуҫне кантӑкран кӑларчӗ те итлесе пӑхрӗ:
— Вадя высунулся в окно и прислушался.

Вадя ман шухӑша ҫийӗнчех туйса илчӗ курнать, ыйтӑва илтмен пек пулчӗ.
Вадя смекнул, что это подвох, и сделал вид, что мой вопрос к нему не относится.

Ҫывӑхран ҫеҫ курма пултаракан Вадя, паллах, пӑшалпа лайӑх пеме пултараяс ҫук ӗнтӗ, ҫавӑнпа эпӗ юриех, сӑмах май тенӗ пек: — Ҫирӗм пилӗк метртан эсӗ миҫе очко илме пултаратӑн? — тесе ыйтрӑм.
И, прикинув, что явно близорукий Вадя никак не мог похвалиться отличной стрельбой, спросил его как бы невзначай: — А с двадцати пяти метров ты сколько выбиваешь?

Эпӗ ӗнтӗ, Вадя пек, Мускава килнӗ Риббентропа та курман, Маннергейм линине те ман атте илмен.
Приезжавшего в Москву Риббентропа я, как Вадя, не видел, и даже линию Маннергейма мой отец не брал.

Вадя пире пурне те пӳле-пӳле калаҫрӗ, шӳтлерӗ, пачах кӗтмен ыйтусемпе хӑйӗн тавракурӑмне кӑтартрӗ, унтан сасартӑк — чарӑнчӗ.
Вадя перебивал нас всех, острил, выказывал свою эрудицию в самых неожиданных вопросах, и вдруг — замолчал.