Шырав

Аникей

Аникей, Нюшка ҫине йӗрӗнчӗклӗн пӑхса илсе, кулса ячӗ.
Аникей смерил презрительным взглядом Нюшку и рассмеялся.

Жалобӑ паракансенчен хӑшӗ те пулин ун патне кирек мӗн ыйтма пырсан, Аникей нимӗн чӗнмесӗр кӗсйинчен уҫӑ туртса кӑларнӑ та ещӗке уҫнӑ.
Когда кто-нибудь из жалобщиков являлся к нему с просьбой, Аникей молча доставал из кармана ключ, открывал ящик.

Влаҫра ларнӑ ҫулсенче Аникей хӑйӗн тӗп тӑшманӗ тесе пӗрмаях Егор Дымшакова шутланӑ, пухусенче вӑл тухса каласран кӑна хӑранӑ — Егор яланах нимӗн хӗрхенмесӗр, кулса, мӑшкӑлласа, хаяррӑн тухса каланӑ.
Все годы, пока Аникей находился у власти, он считал главным своим противником Егора Дымшакова, на собраниях боялся только его выступлений, всегда беспощадно насмешливых и злых.

«Вӑт халер! — шухӑшларӗ Аникей.
«Вот холера! — подумал Аникей.

— Ӗҫ канӑҫ памасть, — Аникей йывӑррӑн сывласа илчӗ.
— Забота загрызла, — Аникей тяжко завздыхал.

— Чӗрепе аптраса ӳкрӗм, — Аникей, питне пӗркелентерсе, аллине чӗри тӗлне тытрӗ.
— Удар, — кисло сморщившись, Аникей приложил руку к сердцу.

Илтнӗччӗ, — терӗ Аникей.
Я в курсе, — сказал Аникей.

— Эсӗ, Аникей Ермолаевич, чирленӗ хыҫҫӑн мӑнтӑрланнӑ пек курӑнатӑн, — терӗ Нюшкӑ ҫаплах чарӑнма пӗлмесӗр.
— А ты, Аникей Ермолаевич, вроде после болезни круглее стал, — не унимаясь, несла свое Нюшка.

«Мӑнаҫлӑ юлташ пулас, — терӗ каллех Аникей хӑй ӑшӗнче, вӗчӗрхенме пуҫласа.
«Гордый товарищ, видать, — начиная раздражаться, снова отметил Аникей.

Анчах куна Аникей юла яни вырӑнне ҫеҫ хучӗ.
Но Аникей счел это обычным бабьим притворством.

— Вӑт кӗтменччӗ сире, Аникей Ермолаевич! — терӗ Нюшкӑ, йӑл кулса ун патнелле пырса.
— Вот не ждали вас, Аникей Ермолаевич! — подходя и улыбаясь, сказала Нюшка.

«Кам пултӑр, мӗнле те пулин уполномоченнӑй пулас, — терӗ Аникей шиклӗн хӑй ӑшӗнче.
«Не иначе какой-нибудь уполномоченный, — испуганно отметил про себя Аникей.

Аникей иккӗленсе тӑчӗ: тен, инкек курас мар-тӑк тӑхтаса тӑмалла, ҫын пулма пултармасть-им вара ун патӗнче, анчах кӗмесӗр чӑтаймарӗ.
Аникей заколебался — может быть, повременить, не испытывать судьбу, мало ли кто у нее гостит, но перебороть себя не смог.

Аникей чышкине ҫӗклерӗ те чӳречене шан-шан-шан! шанлаттарчӗ.
Аникей поднял кулак и ожесточенно застучал по крестовине окна.

Аникей, шав тӑвас мар тесе, картлашкасем тӑрӑх асӑрханса хӑпарчӗ, итлесе тӑчӗ: Нюшка патӗнче такам ларать, сасӑран — арҫын пулмалла.
Аникей, стараясь не шуметь, поднялся по ступенькам, прислушался: у Нюшки кто-то сидел, по голосу похоже — мужчина.

Аникей ҫывӑх тӑкӑрлӑка ҫитичченех шап-шурӑ пулса тӑчӗ.
Не прошел Аникей и до ближнего проулка, как стал весь белый.

— Серафимӑ, каллех пурте килте мар-им сан! — терӗ Аникей, тутисене йӗрӗнчӗклӗн чалӑштарса.
— У тебя, Серафима, всегда Девять гривен до рубля недоставало! — презрительно скривив губы, сказал Аникей.