Шырав

Шырав ĕçĕ:

вӗт сăмах пирĕн базăра пур.

вӗт (тĕпĕ: вӗт) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Тата эсир часах таврӑнасса та пӗлнӗ вӗт эпӗ, апла пулсан, ытлашши ним шикленмелли те ҫук.
Да ведь я же и знал, что вы скоро возвратитесь, стало быть, дело не будет иметь ничего важного.

XXX // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Нумаях ҫӑмӑл пулмасть вӗт.
Ведь очень немногим легче.

— Унсӑр пуҫне тата запискӑна ҫырса илнӗ вӗт.
— И притом осталась копия с записки.

Вӑл питӗ ӑста психолог вӗт, вӑл майӗпен хатӗрлессин законне лайӑх пӗлнӗ, лайӑх пурнӑҫа кӗртме пултарнӑ.
Он был великий психолог, он знал и умел выполнять законы постепенного подготовления.

Эсир илнӗ запискӑра та ҫапла ҫырнӑ вӗт, ҫапла-и?
Он употребил это выражение в записке, полученной вами, не так ли?

Анчах вӑл питӗ ҫепӗҫ калаҫать, нимӗн кӳренни те палӑрмасть, кӳрентерме мар, чӑнлӑха тупма тӑрӑшакан историк пек калать, хӑй те вӑл тӗлӗнмелле ҫын, ӑна кӳренни вӑл кулӑшла кӑна пулнӑ пулӗччӗ, вара эпӗ кулса яма кӑна пултартӑм: — ара, кусем иккӗшӗ те пӗрех вӗт, — терӗм эпӗ.
Но он говорит таким тоном, без всякого личного чувства, будто историк, судящий холодно не для обиды, а для истины, и сам был так странен, что смешно было бы обижаться, и я только мог засмеяться: «да ведь это одно и то же», — сказал я.

XXIX // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Кил хуҫине айккинелле илсе кайса, сирӗн ҫинчен кам вӑл тесе ыйтнӑ чухне эпӗ куҫпа сирӗн ҫине кӑтартрӑм, мӗншӗн тесен эпӗ сирӗн ҫинчен ыйтса пӗлнине эсир пурпӗрех асӑрхаттӑрчӗ вӗт; ҫавӑнпа та сире систермесӗр ыйтни вӑл кӑлӑхах пулнӑ пулӗччӗ.
Когда я отвел хозяина в сторону спросить его, кто вы, я указал на вас глазами, потому что ведь вы все равно должны были заметить, что я спрашиваю о вас, кто вы; следовательно, напрасно было бы не делать жестов, натуральных при таком вопросе.

Ҫакӑ ӑна кӑштах хирӗҫ калама пулӑшнӑ; вӑл кама та пулин питӗ хытӑ питлеме тытӑнсан, леш ӑна: «Ара, пӗртте ӗненмелле мар-ҫке, — туртатӑн вӗт эсӗ» тенӗ, — ун чухне Рахметов тата ытларах питлеме тытӑннӑ, анчах та вӑл халӗ ҫурри ытла ӗнтӗ хӑйне ятланӑ, леш ҫынна вара ҫапах та сахалтарах лекнӗ, апла пулин те Рахметов ӑна йӑлтах манса хӑварман.
Только она и давала некоторую возможность отбиваться от него: если уж начнет слишком доезжать своими обличениями, доезжаемый скажет ему: «Да ведь совершенство невозможно, — ты же куришь», — тогда Рахметов приходил в двойную силу обличения, но большую половину укоризн обращал уже на себя, обличаемому все-таки доставалось меньше, хоть он не вовсе забывал его из-за себя.

Эгоистсемпе материалистсем вӗсем пурне те хӑйсене ырӑ курса савӑнма анчах тӑваҫҫӗ вӗт.
Эгоисты и материалисты, ведь они всё делают, собственно, только в удовольствие себе.

XVIII // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Чӑрмавсем тухсах пычӗҫ, анчах Кирсанов вӗсем ҫинчен пӗлтерме мар, пачах урӑхла, ун пек чӑрмав тӗл пулнӑшӑн шеллерӗ те (анчах шеллессе те хӑш чухне ҫеҫ шеллерӗ, час-часах шеллеме юраман пулӗччӗ); чӑрмавсем пурпӗрех тӗл пулчӗҫ, ҫавӑнпа вара ӑна Лопуховсем час-часах хӑйсем патӗнчен хӑваларӗҫ, вӑл килте пулма сӑмах пани ҫинчен ӑстутарчӗҫ, мӗншӗн тесен ун патне ун юлташӗсем пырасшӑн пулнӑ…, е унӑн паян пӗрин патне каймалла, канмасан, леш ҫилленет, анчах Кирсанов ун ҫинчен маннӑ; е вӑл унӑн ыран валли ӗҫ пӗр тӑватӑ сехет ӗҫлемелӗх юлнине те маннӑ: мӗн-ха вӑл, кӗҫӗр ҫӗрӗпех ҫывӑрасшӑн мар-им? — 10 сехет вӗт ӗнтӗ, ҫитет ӑна ашкӑнса ларма, ӗҫе кайма вӑхӑт.
Помехи являлись, и Кирсанов не только не выставлял их, а напротив, жалел (да и то лишь иногда, жалеть часто не годилось бы), что встретилась такая помеха; помехи являлись всё такие натуральные, неизбежные, что частенько сами Лопуховы гнали его от себя, напоминая, что он забыл обещание ныне быть дома, потому что у него хотели быть такой-то и такой-то из знакомых, от которых ему не удалось отвязаться… ли Кирсанов забыл, что если ныне он не будет у такого-то, этот такой-то оскорбится; или он забыл, что у него к завтрашнему утру остается работы часа на четыре, по крайней мере: что ж он, хочет не спать нынешнюю ночь? — ведь уж десять часов, нечего ему балагурить, пора ему отправляться за работу.

Анчах идилли сарӑлнӑ япала мар, ҫавӑнпа ҫынсем унтан ютшӑнаҫҫӗ тени вӑл хирӗҫ калани мар вӗт: вӗсем унтан юптарура тилӗ виноградран ютшӑннӑ пек ютшӑнаҫҫӗ.
А что идиллия не в моде и потому люди чуждаются ее, так ведь это не возражение: они чуждаются ее, как лисица в басне чуждалась винограда.

XVI // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Вера Павловна мастерскойра мӗн-мӗн тумаллине кӑтартса парать, ӗҫ хушмаллисем сахал-и вара, ҫав ӗҫсене тума Кирсанова пуринчен те майлӑрах вӗт.
В мастерской Вера Павловна занята распоряжениями, и у него тоже много дела: разве мало набирается у тридцати девушек справок и поручений, которые удобнее всего исполнить Кирсанову?

Ара, эсир пӗлетӗр вӗт кӑна, сире кӑна каласа пама та кирлӗ мар.
Да вы это знаете, вам не нужно этого рассказывать.

XIV // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Пӗлетӗр вӗт эсир, Вера Павловна, эпӗ хӗрарӑм куҫӗнчен те вӑтанатӑп, чӑнах та; эпӗ епле вӑтанчӑккине сире пирӗн хӗрсем калама пултараҫҫӗ, эпӗ ҫавӑнпа уйрӑм пӳлӗмре пурӑнатӑп та ӗнтӗ.
Вы знаете, Вера Павловна, ведь я и женского взгляда стыжусь, право; наши девушки скажут вам, какая я застенчивая, ведь я потому и живу в особой комнате.

Куҫсене, алсене чуптӑвать, епле ывӑнмасть-ха вӑл чуптума, унтан кӑкӑра, урасене чуптӑвать, пӗтӗмпех, мана пӗрре те намӑс мар: эпӗ вӑл вӑхӑтра хальхи пекех пулнӑ вӗт.
И как это не устанет он целовать глаза, руки, потом станет целовать грудь, ноги, всю, и ведь мне не стыдно: а ведь я и тогда была потом уж такая же, как теперь.

Эсир мана пӗлетӗр, — мӑнкӑмӑллӑ мар вӗт эпӗ халӗ; лайӑх сӑмахсӑр пуҫне мӗн те пулин кам илтнӗ манран?
Вы меня знаете, не скромная ли я теперь; кто теперь слышал от меня что-нибудь, кроме самого хорошего?

— Хирӗҫ ан чӗнейччӗр тесе, пире яланах парӑмлӑ усраҫҫӗ вӗт».
Ведь нас всегда в долгу держат, чтобы мы были безответны.

Мӗн тетӗр, Вера Павловна, ӗненес те ҫук эсир, намӑс пулчӗ вӗт мана, — мӗнле пулнӑ ман пурнӑҫ, мӗнле кӑна намӑс ӗҫсем туман пуль эпӗ унччен!
Что же, Вера Павловна, вы не поверите, ведь мне стыдно стало, — а в чем моя жизнь была, да перед этим как я бесстыдничала!

Акӑ вӑл мана: «сирӗн кӗлетке ҫине пӑхсан, эпе мӗн курнине пӗлетӗр-и эсир: ӗҫме юрамасть сирӗн; ӗҫнине пула кӑкӑр та кӑштах пӗтмен вӗт сирӗн. Пӑхам-ха эпӗ сире» — терӗ.
Вот он и говорит: «А знаете, что я по вашему сложению вижу: что вам вредно пить; у вас от этого чуть ли грудь-то уж не расстроена. Дайте-ка я вас осмотрю».

— «Луччӑ каласа парӑр-ха мана, кам эсир, епле пулса тухрӗ-ха сирӗн ун пек» — Эпӗ ӑна хам ҫинчен мӗн шухӑшласа кӑларнине каласа пама пуҫларӑм: эпир хамӑр ҫинчен пулман япаласем шухӑшласа кӑларатпӑр-ҫке, ҫавӑнпа вара пиртен пӗрне те ӗненмеҫҫӗ; чӑннипе вара, ҫавӑн пек ӗҫсене шухӑшласа кӑларманнисем те пур: пирӗн хушӑра чаплӑ йӑхран тухнисем те, вӗреннисем те пулаҫҫӗ вӗт.
«Вы лучше расскажите-ка мне, кто вы и как это с вами случилось», — Я ему стала рассказывать, что про себя выдумала: ведь мы сочиняем себе разные истории, и от этого никому из нас не верят; а в самом деле есть такие, у которых эти истории не выдуманные: ведь между нами бывают и благородные и образованные.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика