Шырав

Шырав ĕçĕ:

хушши сăмах пирĕн базăра пур.

хушши (тĕпĕ: хушӑ) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Вӑл хӑйӗн Петербургри ӗҫӗсене пӗтерсе ҫӳрени палӑрчӗ, ӗнтӗ эрне хушши вӑл вӗсем пӗтессе ҫеҫ кӗтни курӑнчӗ.
Замечалось, что он развязывается с делами в Петербурге, видно было, что он с неделю уж только и ждал их окончания, чтобы уехать, и потом — как же не было бы этого?

II // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Улшӑну патне илсе пынӑ япала хыҫҫӑн, виҫӗ ҫул хушши майӗпен пулса пынӑ япала хыҫҫӑн ҫак ӗҫ пулмасӑр иртме пултарайман; ҫав виҫӗ ҫул хушшинче эсир пачах та тенӗ пек ун хӑни пулса курман, ҫапла вара хӑвӑр кайран кӑлӑхах ҫывӑхлатма тӑрӑшнӑ ҫынсен хушшинчен ҫав ӗҫ сирӗн пирки мар, вӗсен характерӗсем пӗр пек маррипе пулса тӑнӑ.
При тех отношениях, которые привели к этой перемене, отношениях, постепенно образовавшихся в течение трех лет, когда вы почти вовсе не бывали его гостем, следовательно, возникших без всякого вашего участия, единственно из несоответствия характеров между двумя людьми, которых вы потом напрасно старались сблизить, — при этих отношениях была неизбежна та развязка, какая произошла.

I // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Темиҫе уйӑх хушши, тен, ҫулталӑк хушши пулӗ, эпӗ йӑнӑшман та; унӑн чӑнах та пӗччен пулмалла пулнӑ, тата ҫакӑ уншӑн лайӑх пулнӑ пулӗччӗ.
Несколько месяцев, может быть, год, я и не ошибался: ей действительно нужно и приятно было уединение.

Ку япала мана килӗшрӗ, илӗртрӗ вӑл, темиҫе кун хушши вара эпӗ хам та: ун ӗмӗчӗсем ҫитмесӗр тӑма пултараймаҫҫӗ, тесе шутласа пурӑнтӑм.
Это увлекло меня, и несколько дней я не считал невозможным исполнение ее надежды.

Ытти ҫынсем пурнӑҫра эпӗ каласа кӑтартнӑ пек мар, урӑхла йывӑрлӑхсем тӳссе ирттернӗ пулччӑр; упӑшкисемпе арӑмӗсем пурте уйрӑлас пулсан, кунта ӗнтӗ нимӗн ытлашши пӑсӑкки те, нимӗн лайӑххи те ҫук, кашни йӗркеллӗ хӗрарӑмах хӑйӗн упӑшкин юлташне юратса пӑрахса асапланмасть вӗт, унсӑр пуҫне виҫӗ ҫул хушши асапланмасть ӗнтӗ, кашниех кӗпер ҫинче перӗнсе вилмест е (витӗр курса вулакан каланӑ тӑрӑх) гостиницӑран ҫухалмасть ӗнтӗ, — ӑҫта ҫӗтни те паллӑ мар.
Положим, что другие порядочные люди переживали не точно такие события, как рассказываемые мною; ведь в этом нет решительно никакой ни крайности, ни прелести, чтобы все жены и мужья расходились, ведь вовсе не каждая порядочная женщина чувствует страстную любовь к приятелю мужа, не каждый порядочный человек борется со страстью к замужней женщине, да еще целые три года, и тоже не всякий бывает принужден застрелиться на мосту или (по словам проницательного читателя) так, неизвестно куда, пропасть из гостиницы.

XXXI // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Халӗ сирӗн Машӑпа пӗрле пулма юрамасть, вӑл эсир хӑвӑра питӗ лӑпкӑ тытнине асӑрхама пултарать тата ҫур сехет хушши васкавлӑн пуҫтарӑннӑ чухне асӑрхама ӗлкӗрейрет-и-ха вӑл?
А вам теперь было бы тяжело с Машею, ведь не годилось бы, если б она заметила, что вы совершенно спокойны, да где будет ей заметить в полчаса торопливых сборов?

XXX // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Вӗсем иккӗшӗ те кӑшт лӑпланчӗҫ, Вера Павловна записка илнипе, Рахметов — Вера Павловна запискӑна чуптунӑ вӑхӑтра темиҫе минут хушши чӗнмесӗр ларнипе.
Оба они поостыли, она от получения записки, он оттого, что просидел несколько минут молча, пока она целовала ее.

Сире питӗ хӗрхеннӗ пулин те, эпӗ запискӑна кӗсьере шӑп та шай тӑхӑр сехет хушши тытса тӑтӑм, эсир ӑна куртӑр ӗнтӗ.
Вы видели, как я выдержал записку целых девять часов в кармане, хоть мне и жалко было смотреть на вас.

— Машӑна хӗрхенменни вӑл — нимӗн те мар-ха, преступлени мар: хӑйӗн ыйхӑ килнипе хупӑнсах ларакан куҫӗсене пӗрер сехет хушши сӑтӑркаланипе Маша вилместчӗ ӗнтӗ, — вилме мар, ӑна вӑл хӑйӗн тивӗҫне пурнӑҫа кӗртетӗп тесе савӑнсах сӑтӑркаланӑ ӗнтӗ.
— Бесчувственность к Маше — только проступок, а не преступление: Маша не погибала от того, что терла бы себе слипающиеся глаза лишний час, — напротив, она делала это с приятным чувством, что исполняет свой долг.

Вера Павловна аллисене каллех чӗркуҫҫи ҫине хучӗ, Рахметов каллех запискӑна ун умне хучӗ те малтанхи пекех пӗр чӗрӗк сехет хушши чӑтӑмлӑн тӑчӗ.
Вера Павловна опять сложила руки, Рахметов опять положил записку и с прежним терпением опять стоял добрую четверть часа.

Дмитрий Сергеич ман патра пуласси ҫинчен мана малтанах систерчӗҫ, ҫавӑнпа эпӗ килте пултӑм; Дмитрий Сергеич ман пата хӑй сирӗншӗн ҫав тери йывӑр запискӑна ҫырнӑ хыҫҫӑн кӗчӗ те пер-икӗ сехет хушши е ытларах та ларчӗ.
Я был предуведомлен, что Дмитрий Сергеич будет у меня, потому и находился дома, он сидел у меня часа два или более после того, как он написал записку, столько огорчившую вас.

Анчах та пурне те унран хӑйӗнчен пӗлтӗм темерӗм эпӗ, ун пек калама та пултарайман, мӗншӗн тесен эпӗ унран пурне те пӗлеймерӗм, мана пӗтӗмпех каласа параканни Дмитрий Сергеич пулчӗ, вӑл ман патӑмра пӗр-икӗ сехет хушши калаҫса ларчӗ.
Но я не говорил того, что я знаю все от него, и я не мог бы этого сказать, потому что действительно знаю все не от него, а от Дмитрия Сергеича, который просидел у меня часа два.

Анчах та ҫак ҫын хӑйӗн ҫул ҫинчи юлташне питех сӑнама та пултарайман, лешӗ унпа пӗрле пӗр-икӗ сехет хушши ҫеҫ пӗрле ларса пынӑ; пӗр пӗчӗк хулара поезд ҫинчен аннӑ та пӗр ялта анса юлнӑ; ҫавӑнпа ҫак ҫын ӑна пӗтӗмӗшле сӑнласа пама ҫеҫ пултарнӑ, кунта ку шӑпах Рахметов тесе калама ҫукрах ҫавӑ: тӗрӗссипе, вӑл Рахметовах пулнӑ пек туйӑнать, анчах та кам тӗплӗн пӗлет-ха ӑна?
Но рассказчик тогда не обратил особого внимания на своего спутника, который к тому же недолго и был его спутником, всего часа два: сел в вагон в каком-то городишке, вышел в какой-то деревне; потому рассказчик мог описывать его наружность лишь слишком общими выражениями, и полной достоверности тут нет: по всей вероятности, это был Рахметов, а впрочем, кто ж его знает?

XXIX // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Рахметов ҫухалнӑранпа ҫулталӑк иртсен Кирсановӑн пӗр пӗлӗшӗ ҫул ҫинче Венӑран Мюнхина кайнӑ чухне вагон ҫинче пӗр вырӑс ҫамрӑкне тӗл пулнӑ, — ҫав ҫамрӑк каланӑ тӑрӑх, вӑл мӗнпур славян ҫӗршывӗсене ҫаврӑнса тухнӑ, пур ҫӗрте те мӗнпур классемпе ҫывӑх паллашнӑ, халӑхӑн тӗп сийӗсен ӑнланӑвӗсене, йӑлисене, пурнӑҫри мелӗсене, йӑла учрежденийӗсене, мӗнле пурӑннине лайӑх пӗлсе ҫитес тесе, кашни ҫӗршыврах ҫителӗклӗ вӑхӑт хушши пурӑннӑ, хуласенче те, ялсенче те пурӑннӑ, ялтан яла ҫурран ҫӳренӗ, унтан вара ҫавӑн пекех румынсемпе тата венгерсемпе паллашнӑ, Ҫурҫӗр Германие ҫаврӑнса тухнӑ (утпа та, ҫурран та ҫӳренӗ), унтан вара каллех кӑнтӑра, Австрин нимӗҫсем пурӑнакан провинцийӗсене ҫитнӗ, ун чух вӑл Баварине кайнӑ, унтан — Швейцарине, унтан Вюртембергпа Баден урлӑ Францине каять, Францине те ҫаплах ҫаврӑнса тухать, Францирен вара ҫавӑншӑнах Англине кайса унта тепӗр ҫул курса ҫӳрет; ҫав ҫул кӑшт пушӑ вӑхӑт юлас пулсан, вӑл испанецсене те, итальянецсене те кайса курать, ал ҫитеймесен вара — юлтӑр ӗнтӗ, мӗншӗн тесен вӑл ытлашши «кирлех» мар, леш ҫӗршывсене курасах «пулать» — мӗншӗн курмалла-ши? — «шухӑшламашкӑн кирлӗ»; тепӗр ҫултан ун, кирек мӗнле пулсан та, Ҫурҫӗр Америкӑри штатсене ҫитмелле, вӗсене ун питӗ курмалла, урӑх пӗр ҫӗршыва та унӑн ҫавӑн пек курмалла «мар», унта вӑл нумайлӑха юлӗ, тен, пӗр ҫулталӑк ытлараха, тен, хӑйӗн валли ӗҫ тупас пулсан, ӗмӗрлӗхех юлӗ, анчах та пӗр виҫӗ ҫул пурӑнсан, вӑл Раҫҫее таврӑнӗ, мӗншӗн тесен халех мар, тепӗр виҫӗ-тӑватӑ ҫултан Раҫҫейре пулма «кирлӗ» пек туйӑнать.
Через год после того как пропал Рахметов, один из знакомых Кирсанова встретил в вагоне, по дороге из Вены в Мюнхен, молодого человека, русского, который говорил, что объехал славянские земли, везде сближался со всеми классами, в каждой земле оставался по стольку, чтобы достаточно узнать понятия, нравы, образ жизни, бытовые учреждения, степень благосостояния всех главных составных частей населения, жил для этого и в городах и в селах, ходил пешком из деревни в деревню, потом точно так же познакомился с румынами и венграми, объехал и обошел северную Германию, оттуда пробрался опять к югу, в немецкие провинции Австрии, теперь едет в Баварию, оттуда в Швейцарию, через Вюртемберг и Баден во Францию, которую объедет и обойдет точно так же, оттуда за тем же проедет в Англию и на это употребит еще год; если останется из этого года время, он посмотрит и на испанцев и на итальянцев, если же не останется времени — так и быть, потому что это не так «нужно», а те земли осмотреть «нужно» — зачем же? — «для соображений»; а что через год во всяком случае ему «нужно» быть уже в Северо-Американских штатах, изучить которые более «нужно» ему, чем какую-нибудь другую землю, и там он останется долго, может быть, более года, а может быть, и навсегда, если он там найдет себе дело, но вероятнее, что года через три он возвратится в Россию, потому что, кажется, в России, не теперь, а тогда, года через три-четыре, «нужно» будет ему быть.

Ҫакӑн пек истори ҫинчен илтсен, пурте ҫав вӑхӑтра Рахметов пӗр уйӑх ҫурӑ е икӗ уйӑх хушши, тен, унтан та ытларах-и, ахаль чухнехинчен салхурах, тӗксӗмрех ҫӳренине, ӑна унӑн сӗмсӗр ачашлӑхӗпе, сигарӑсемпе, — куҫранах ятланӑ пулсан та, хӑйне хирӗҫ хӗрсе кайманнине, ӑна Никитушка Ломов тесе чӗннӗ чухне сарлакан та пылаккӑн йӑл кулманнине аса илнӗ.
Узнав такую историю, все вспомнили, что в то время, месяца полтора или два, а может быть, и больше, Рахметов был мрачноватее обыкновенного, не приходил в азарт против себя, сколько бы ни кололи ему глаза его гнусною слабостью, то есть сигарами, и не улыбался широко и сладко, когда ему льстили именем Никитушки Ломова.

Ҫакӑн хыҫҫӑн тепӗр икӗ уйӑхран — ку ӗҫ май уйӑхӗн вӗҫӗнче пулнӑ — Рахметов пӗр эрне хушши е ытларах та ҫухалса пурӑннӑ, анчах ӑна ун чухне никам та асӑрхаман, мӗншӗн тесен темиҫе кунлӑха вӑл час-часах ҫухалкаланӑ.
Месяца через два после этого — дело было в конце мая — Рахметов пропадал на неделю или больше, но тогда никто этого не заметил, потому что пропадать на несколько дней случалось ему нередко.

Темиҫе уйӑх хушши ун ҫинчен пӗр сас-чӗвӗ те илтӗнмерӗ, кун хыҫҫӑн вара ун ҫинчен кӑшт ытларах пӗлекен ҫынсем хӑйсем мӗн пӗлнине пытарми пулчӗҫ, — Рахметов пирӗн хушӑра пурӑннӑ чухне хӑй ыйтнипе тусӗсем ун ҫинчен мӗн пӗлнине пӗтӗмпех каламан пулнӑ.
Когда прошло несколько месяцев без всяких слухов о нем, люди, знавшие о нем что-нибудь, кроме известного всем, перестали скрывать вещи, о которых по его просьбе молчали, пока он жил между нами.

Анчах та час-часах темиҫе кун хушши вӑл килте пулман.
Но часто по нескольку дней его не бывало дома.

Ҫавӑнпа ӑна нимӗнле те Маколей ҫырнисене вулаттарма май килмен; пӗр вунпилӗк минут хушши тӗрлӗрен страницӑсем ҫине пӑхса ларсан, вӑл: «ку ҫӗтӗк-ҫурӑка мӗнрен пухнине пӗлетӗп эпӗ» тесе шутланӑ.
Поэтому никакими силами нельзя было заставить его читать Маколея; посмотрев четверть часа на разные страницы, он решил: «Я знаю все материи, из которых набраны эти лоскутья».

Вӑл тепӗр кунне ирхине 8 сехетренех Невски тӑрӑх, Адмиралтейски кӗпертен пуҫласа Полицейски кӗпер патне ҫитиччен, мӗнле те пулин нимӗҫ е француз кӗнеке магазинӗ уҫасса кӗтсе уткаласа ҫӳреме пуҫланӑ, мӗн кирлине илнӗ те виҫӗ талӑк ытла ниҫта тухмасӑр вуланӑ, — кӗҫнерникун ирхине 11 сехетрен пуҫласа вырсарникун каҫхине 9 сехет ҫитиччен, 82 сехет хушши вуланӑ; малтанхи икӗ каҫне чӑлкӑм куҫ хупмасӑр ирттернӗ, чей-мӗн ӗҫмен, виҫҫӗмӗш каҫхине сакӑр стакан питӗ ҫӑра кофе ӗҫнӗ, ҫапах та тӑваттӑмӗш каҫ валли нимӗнле кофепе те вӑй ҫитмен, вӑл йӑванса кайнӑ та урайӗнче 15 сехет ҫывӑрнӑ.
Он на другой день уж с восьми часов утра ходил по Невскому, от Адмиралтейской до Полицейского моста, выжидая, какой немецкий или французский книжный магазин первый откроется, взял, что нужно, и читал больше трех суток сряду, — с одиннадцати часов утра четверга до девяти часов вечера воскресенья, восемьдесят два часа; первые две ночи не спал так, на третью выпил восемь стаканов крепчайшего кофе, до четвертой ночи не хватило силы ни с каким кофе, он повалился и проспал на полу часов пятнадцать.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика