Шырав

Шырав ĕçĕ:

Алексей сăмах пирĕн базăра пур.

Алексей (тĕпĕ: Алексей) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

— Ҫапла, мӗншӗн тесен унӑн элеменчӗсем хӑйсем сывӑ мӑр, — тет Алексей Петрович.
— Да, потому что самые элементы нездоровы, — говорит Алексей Петрович.

III // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

— Урӑхла каласан, наука терминологийӗ тӑрӑх илсен, фантазилле пылчӑк, — тет Алексей Петрович.
— То есть фантастическая грязь, по научной терминологии, — говорит Алексей Петрович.

— Ҫапла, мӗншӗн тесен вӑл реальнӑй пурнӑҫӑн пылчӑкӗ, — тет Алексей Петрович.
— Да, потому что это грязь реальной жизни, — говорит Алексей Петрович.

— Куратӑр ӗнтӗ, Алексей Петрович, хӗвел ҫак пылчӑка ӑшӑтма пуҫласан, ӑшӑннипе унӑн элеменчӗсенчен татах та кӑткӑсрах химилле пӗрлешӳсем, урӑхла каласан, питех те кӑткӑс пӗрлешӳсем пулса тӑрсан, хӗвел ӑшӑтнипе ҫак пылчӑкран ӳсекен пучах сывӑ пучах пулать.
— Так видите, Алексей Петрович, когда солнце станет согревать эту грязь и теплота станет перемещать ее элементы в более сложные химические сочетания, то есть в сочетания высших форм, колос, который вырастает из этой грязи от солнечного света, будет здоровый колос.

— Чӑн та ӗнтӗ, движени вӑл реальность, — тет Алексей Петрович, — мӗншӗн тесен движени вӑл , — пурнӑҫ, пурнӑҫпа реальность вӗсем иккӗшӗ те пӗрех.
— Да, движение есть реальность, — говорит Алексей Петрович, — потому что движение — это жизнь, а реальность и жизнь одно и то же.

«Эсир, Алексей Петрович, пӗр пылчӑкран мӗншӗн шап-шурӑ, тап-таса та ачаш тулӑ шӑтса тухнине, тепринчен мӗншӗн пачах та шӑтманнине пӗлесшӗн-и?
— Вы интересуетесь знать, Алексей Петрович, почему из одной грязи родится пшеница такая белая, чистая и нежная, а из другой грязи не родится?

Уй, уй тӑрӑх ун упӑшкипе, урӑхла каласан, савнӑ тусӗпе Алексей Петрович ҫӳреҫҫӗ, савнӑ тусӗ вара ҫапла калать:
Поле, и по полю ходят муж, то есть миленький, и Алексей Петрович, и миленький говорит:

Киле таврӑннӑ хыҫҫӑн, кӑштах вӑхӑт иртсен, вӗсем патне кӗтнӗ хӑнасем пуҫтарӑнчӗҫ, — вӗсен яланхи хӑнисем: Алексей Петровичпа Наталья Андревна, Кирсанов, — вӑхӑт вӗсемпе яланхи пекех хӑвӑрт иртсе кайрӗ.
Когда они приехали домой, к ним через несколько времени собрались гости, которых они ждали, — обыкновенные тогдашние гости: Алексей Петрович с Натальей Андревной, Кирсанов, — и вечер прошел, как обыкновенно проходил с ними.

II // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

— Тума май килсен вара эпӗ ҫеҫ мар, ун чухне Кирсанов та, Алексей Петрович та, пурте чуптӑвӗҫ.
— Когда удастся сделать, тогда и не мне дашь целовать руку, тогда и Кирсанов, и Алексей Петрович, и все поцелуют.

— Нимех те мар, ҫисе ярас ҫук мана, ан пӑшӑрханӑр, господасем! — терӗ Алексей Петрович, Верочка аяккарах каясса кӗтсе тата темиҫе минутлӑха юлнӑ Лопуховпа Кирсанова ӑсатса ярса, — халӗ эпӗ хама Наташа хавхалантарнипе питӗ хавас.
— Ничего, не съедят меня, не совеститесь, господа! — говорил Алексей Петрович, провожая Лопухова и Кирсанова, которые оставались еще несколько минут, чтобы дать отъехать Верочке, — я теперь очень рад, что Наташа ободрила меня.

XXI // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Ташлама пӗлмен Алексей Петрович сӗрме купӑс каларӗ; сехет ҫурӑ ним сисӗнмесӗр иртсе кайрӗ.
Алексей Петрович, не умевший танцевать, играл им на скрипке; часа полтора пролетели легко и незаметно.

Ҫурри венчет тунӑ ҫӗре Наталья Андревна, е Алексей Петрович чӗннӗ пек каласан, Наташа килчӗ; вӑл венчет туса пӗтернӗ хыҫҫӑн ҫамрӑксене хӑй патне кӗме чӗнчӗ; вӑл кӑштах ирхи апат хатӗрленӗ пулнӑ; кӗчӗҫ, кулчӗҫ, икӗ мӑшӑрпа икӗ кадриль ташласа илчӗҫ, вальс та ташларӗҫ.
В половине службы пришла Наталья Андревна, или Наташа, как звал ее Алексей Петрович; по окончании свадьбы попросила молодых зайти к ней; у ней был приготовлен маленький завтрак; зашли, посмеялись, даже протанцевали две кадрили в две пары, даже вальсировали.

— Алексей Петрович хаваслӑ, шӳт тӑвать; анчах венчет тума пуҫласан, ун сасси кӑшт чӗтресе илчӗ, — ӗҫ пуҫланас пулсан вара?
— Алексей Петрович был весел, шутил; но когда начал венчанье, голос его несколько задрожал — а если начнется дело?

— Акӑ эпӗ те хатӗр, — терӗ Алексей Петрович, вӗсем патне пырса, — кайрӑмӑр чиркӗве.
— А вот и я готов, — подошел Алексей Петрович, — пойдемте в церковь.

— Алексей Петровичшӑн пурпӗрех, вӑл ыран кунӗпех килте.
— Алексею Петровичу все равно, он завтра весь день дома.

— Хӑҫан лайӑхрах-ши сирӗншӗн, Алексей Петрович?
— В какое время для вас удобнее, Алексей Петрович?

— Акӑ мӗнле ӗҫ-пуҫ, Алексей Петрович!
— Вот какое и вот какое дело, Алексей Петрович!

Алексей Иванович хӑйне чышкипе кӑкринчен ҫапса илчӗ те йӗрсе ячӗ.
Алексей Иваныч ударил кулаком себя по груди и заплакал.

Йытӑпа ҫын калаҫни // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 126–129 стр.

Алексей Иванович Романсов ҫанни ҫинче ӳсӗр куҫне курӑнакан симӗс шуйттана шӑлса пӑрахнӑ, кӗҫӗн алӑка майӗпен уҫнӑ, килхушшине кӗнӗ.
Алексей Иваныч Романсов сбил с рукава зеленого чёртика, отворил осторожно калитку и вошел во двор.

Йытӑпа ҫын калаҫни // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 126–129 стр.

— Кӑлӑхах кун пек сӑмахсем калатӑр эсир Алексей Дорофеич! — терӗ Клеопа ҫемҫе тенорпа.
— Напрасно вы такие слова говорите, Алексей Дорофеич! — проговорил Клиопа тихим тенорком.

Арманта // Василий Алагер. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 34–45 стр.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика