Шырав

Шырав ĕçĕ:

кӑна сăмах пирĕн базăра пур.

кӑна (тĕпĕ: кӑна) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

— Ну мӗн вара, ытах та вӑл хӑрать пулсан, эпӗ хуллен кӑна кайса илӗп, — шанӑҫсӑртарах каларӗ Игорь.
— Ну что же, если он трусит, я пойду и незаметно возьму, — сказал нерешительно Игорь.

26 сыпӑк // Митта Ваҫлейӗ. Лев Кассиль. Аслӑ хирӗҫтӑру. Митта Ваҫлейӗ куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1950

Лекнӗ, ҫав кӑна.
Попали, и всё.

26 сыпӑк // Митта Ваҫлейӗ. Лев Кассиль. Аслӑ хирӗҫтӑру. Митта Ваҫлейӗ куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1950

Эпир киле кайма та тӑнӑччӗ ӗнтӗ, анчах Игорек, темӗскер тата: «Эп халех», терӗ те, пӗр еннелле вӑшт кӑна турӗ.
Мы собрались уже идти к себе, но Игорек сказал, что он сейчас вернется, и убежал куда-то.

26 сыпӑк // Митта Ваҫлейӗ. Лев Кассиль. Аслӑ хирӗҫтӑру. Митта Ваҫлейӗ куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1950

Пӗрре кӑна юлнӑ, вӑл та пулин ҫурӑк ав.
Одна только, да и та уже порванная.

26 сыпӑк // Митта Ваҫлейӗ. Лев Кассиль. Аслӑ хирӗҫтӑру. Митта Ваҫлейӗ куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1950

Ҫӗрле сивӗпе шӑл ҫине шӑл тивмест, виҫсӗмӗр пӗр ҫӗре, кӑмака тӑррине выртса, хамӑр ҫие мӗн кӑна тиеместпӗр пулин те, ниепле ӑшӑнма ҫук.
Ночью у нас зуб на зуб не попадал от холода, хотя мы спали все вместе на печке одетыми, укрывшись чем только можно было.

26 сыпӑк // Митта Ваҫлейӗ. Лев Кассиль. Аслӑ хирӗҫтӑру. Митта Ваҫлейӗ куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1950

Кӑмаки пур, анчах стенисене ҫӳхе тӗренчепе кӑна ҫапкаласа тунӑ, хӑма хушӑкӗсенчен ҫил вылять.
Там стояла большая печь, но стены были тонкие, в одну доску, со щелями.

26 сыпӑк // Митта Ваҫлейӗ. Лев Кассиль. Аслӑ хирӗҫтӑру. Митта Ваҫлейӗ куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1950

Зо унд зо! — Вӑл аллипе урайӗнчен кӑшт кӑна ҫӳлерех туса кӑтартрӗ, унтан — тата ҫӳлерех.
Зо унд зо! — Он показал низко от пола рукой, потом немножко повыше.

25 сыпӑк // Митта Ваҫлейӗ. Лев Кассиль. Аслӑ хирӗҫтӑру. Митта Ваҫлейӗ куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1950

Мӗнпур тавралӑха пас тытнӑ, ҫӑмӑл кӑна юр, хурт уйӑрнӑ пек, вӗҫсе тӑрать.
Все было заиндевевшим, роился в воздухе легкий снежок.

25 сыпӑк // Митта Ваҫлейӗ. Лев Кассиль. Аслӑ хирӗҫтӑру. Митта Ваҫлейӗ куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1950

— Ачасем анчах, ачасем кӑна, йӑмӑкпа шӑллӑм, вӗсене хӑратас марччӗ!
— Да детишки, господа солдаты, детишки, племянница с племяшкой, вы их уж не пужайте!

25 сыпӑк // Митта Ваҫлейӗ. Лев Кассиль. Аслӑ хирӗҫтӑру. Митта Ваҫлейӗ куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1950

Кукамай-ҫке ку, чипер кӑна костюмпа, вӗҫкӗн улӑм шӗлепкепе.
Но это бабушка — в нарядном чесучовом костюме, в задорной соломенной шляпке;

Пӗрремӗш сыпӑк // Валентин Урташ, Илпек Микулайӗ. Вениамин Каверин. Икӗ капитан. Валентин Урташпа Николай Илпек куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1951

Пусма тӑрӑх пӗчӗк кӑна типшӗм карчӑк анать, пит-куҫӗ шухӑшлӑ хӑйӗн, хӑрах аллинче зонтик пур, тепринче — пир саквояж.
Маленькая, сухонькая старушка спускается по лесенке с бодрым, озабоченным лицом. В одной руке у неё зонтик, в другой — полотняный кошель-саквояж.

Саня ҫакӑнтан иртнӗ чух макӑрса ярас марччӗ-ха тесе, пӗррехинче епле майӗпен ҫеҫ шухӑшласа пынине асне илет, кунта ҫитсен вара телефонпа калаҫнӑ пек: — Ч. юлташӑм. Кӑна Григорьев калаҫать-ха, — терӗ.
Саня вспоминает, как однажды он шёл к нему, стараясь медленно думать, чтобы перестать волноваться, и, когда пришёл, обратился к нему как будто по телефону: «Товарищ Ч.? Это говорит Григорьев».

Мӗн ҫинчен иккенни паллах ӗнтӗ, кунҫулӑмӑр та пӗрмаях ют ҫивитти айӗнче иртет, хамӑрӑн ҫурт ҫук пирӗн, ҫак Вальӑпа Кирӑнни пек пӗчӗк ҫурт кӑна пулсан та пырӗччӗ пире.
Конечно, о том, что всю жизнь мы живём под чужой крышей, о том, что у нас нет своего дома, хотя бы такого маленького и тесного, как у Вали и Киры.

«Ятне тунӑ кухньӑра» Саня кӑшт кӑна пӗр пиеленӗ ҫаврӑм ҫине лараймасть, ҫаврӑм ӑшӗнче ӑслӑ куҫлӑ ача пӑхса выртать, ҫамкине хура ҫӳҫ пайӑрки витнӗ — йӗпкӗн хӑмӑр тилӗсен гибричӗсем ҫинчен лекци илтер тесен шӑмӑ кӑшӑллӑ куҫлӑх кӑна ҫитмест.
В «собственно кухне» Саня едва не садится на свёрток, из которого выглядывает серьёзное, рассеянное личико с чёрной прядкой волос на лбу — не хватает, кажется, только очков в роговой оправе, чтобы услышать лекцию о гибридах чёрно-бурых лисиц.

Пушӑ вӑхӑчӗ пур чух вӑл халь те ҫыпӑҫтаркаласа хӑтланать, хӑйшӗн кӑна ӗнтӗ.
В свободное время он и теперь ещё лепит — разумеется, для себя.

Хайхи Петя сикет-тӑрать — кӗрнексӗрскер, вӑрӑм га типшӗмрех кӑна ҫын.
И Петя вскакивает — неуклюжий, длинный, худой.

Панулмисем мӗнлеччӗ-ха тата — хӗрелсе кӑна пиҫнӗ, хӗлле усрамалли улма — мӗншӗн ҫавӑн пек улмана ача чухне ҫеҫ астивме пулать-ши?
А какие были яблоки — красные, крепкие, зимние! Почему получается, что такие яблоки едят только в детстве?

Петьӑпа ывӑлӗ те тата «наукӑллӑ няня» та ҫулахи вӑхӑта яланах Энскра ирттереҫҫӗ, Даша инке те пире кашни ҫырӑвӗнчех Энска пыма чӗнсе ярать, акӑ каятпӑр та ӗнтӗ эпир — ирхине ҫавӑн пирки калаҫса татӑлатпӑр, каҫхине эпӗ вагон патне ҫитсе тӑратӑп та Саньӑна вӑрҫатӑп, мӗншӗн тесен поезд тапраниччен пилӗк минут кӑна юлать, вӑл ҫаплах ҫук-ха, торт туянма кайнӑччӗ.
Петя с сыном и «научной няней» проводят в Энске каждое лето. В каждом письме тётя Даша зовёт нас в Энск. И вот мы едем наконец. Утром решаем, а вечером я стою у вагона и ругаю Саню, потому что до отхода поезда осталось не больше пяти минут, а его ещё нет — поехал за тортом.

Мӗншӗн ҫӗр варринче хӑйне Мускавран телефонпа чӗнтерсен те вӑл пӗр евӗрле сӑмахсемпе кӑна: «Юрӗ» е «Ҫук», тесе тавӑркалать, унтан вара, пайтахчен пӳлӗм тӑрӑх уткаласа ҫӳренӗ май, савӑнӑҫлӑн та уҫӑ кӑмӑллӑн пирус туртать?
Почему, когда поздней ночью ему звонят из Москвы, он отвечает только «да» или «нет», а потом долго ходит по комнате и курит, взволнованный, весёлый и чем-то довольный?

Ӑҫтан тупӑнать иккен ҫак пыра пӑвса тухакан куҫҫуль, ҫак пӗчӗккӗ те пӑчӑ залра пӑшӑрханасси, хаяр пуласси ӑҫтан кӑна тупӑнать?
Откуда же эти подступившие к горлу слёзы, это горькое предчувствие, этот вихрь волнения, вдруг проносящийся в темноте маленького, душного зала?

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика