Шырав

Чуб

Шуйттан каллех мӑръене вӗҫсе кӗрсе кайрӗ; халь ӗнтӗ вӑл шӑнсах тӑрать: Чуб кумӗпе пӗрле килне таврӑнать те, кӗтмен ҫӗртенех тимӗрҫе тӗл пулать, хытӑ хӗнесе яраҫҫӗ ӗнтӗ вӗсем ӑна, хӗненӗ хыҫҫӑн Вакула кисточкӑ тытса шуйттана кӳрентерекен ӳкерчӗксем тума хал ҫитереймӗ, нумайччен ӗҫлеймӗ.
А черт улетел снова в трубу, в твердой уверенности, что Чуб возвратится вместе с кумом назад, застанет кузнеца и отпотчует его так, что он долго будет не в силах взять в руки кисть и малевать обидные карикатуры.

Хӑйӗн ывӑлӗ ватӑ Чуб хӗрӗпе явӑҫса каясран та хӑрать вӑл.
Она боялась, что ее сын найдет родственную душу в дочери старого Чуба.

Чуб арчисенче пир нумай, сӑхман та сахал мар, ылтӑн хӑю тыттарса эрешленӗ авалхи кӗпесем те ҫителӗклӗ: унӑн арӑмӗ шукӑль тумланса ҫӳреме юратнӑ.
В сундуках у Чуба водилось много полотна, жупанов и старинных кунтушей с золотыми галунами: покойная жена его была щеголиха.

Анчах вӑл чи йӗркеллӗ козаксенех ҫавӑрма пӗлет (тӳррипе каласан, асӑрхаттарса хӑварни чӑрмантармӗ: козакӗсем хӑйсем ҫавӑн пекрех, хӗрарӑм хитришӗн хыпсах каймаҫҫӗ ӗнтӗ); ун патне голова та, Осип Никифорович дьяк та (паллах, хӑйӗн арӑмӗ килте ҫук чухне), Корний Чуб козак та, Касьян Свербыгуз козак та ҫӳрекеленӗ.
Однако ж она так умела причаровать к себе самых степенных козаков (которым, не мешает, между прочим, заметить, мало было нужды до красоты), что к ней хаживал и голова, и дьяк Осип Никифорович (конечно, если дьячихи не было дома), и козак Корний Чуб, и козак Касьян Свербыгуз.

Кумӗ ҫакна каламан пулсан, Чуб килтех юлнӑ пулӗччӗ-и тен, анчах халь ӑна такӑшӗ юриех хирӗҫтерме тытӑнчӗ пулас.
Если бы кум не сказал этого, то Чуб, верно бы, решился остаться, но теперь его как будто что-то дергало идти наперекор.

«Астӑватӑп эпӗ, — терӗ Чуб, малтанхи пекех, — пӗррехинче мана хупах хуҫи, леш хайхи Зузуля, халь ҫук-ха вӑл, вилнӗ, Нежинран табак илсе килсе панӑччӗ.
— Я помню, — продолжал все так же Чуб, — мне покойный шинкарь Зозуля раз привез табаку из Нежина.

Чуб ӗнтӗ сӗтел ҫинче тутлӑ курӑк ярса вӗретнӗ эрех ларнине те курнӑ пек пулать.
Уже видел Чуб мысленно стоявшую на столе варенуху.

Чуб татах нумайччен вӑрҫса, ятлаҫса тӑчӗ, анчах ҫав вӑхӑтрах — мӗн тӑвас-ши тесе те шухӑшларӗ.
Чуб долго еще ворчал и бранился, а между тем в то же время раздумывал, на что бы решиться.

«Кирлӗ пулнӑ вӗт-ха ӑна, шуйттана, ҫав ӗҫе хутшӑнма, — терӗ Чуб, уссийӗсене ҫанӑ вӗҫӗпе шӑлкаласа.
— Надобно же было, — продолжал Чуб, утирая рукавом усы, — какому-то дьяволу, чтоб ему не довелось,

«Ҫук ҫав, ҫавна калатӑп та, — терӗ Чуб, кумӗ ним чухлӗ те пӑшӑрханманнине кура тарӑхса: — саншӑн пулсан, ним хуйхи те ҫук».
— То-то что нет, — выговорил Чуб с некоторою досадою на неизменное равнодушие кума, — тебе небось и нужды нет.

Ҫапла каланӑ хушӑра Чуб тӑлӑп ҫинчен туртса ҫыхнӑ пиҫиххине тӳрлетрӗ, ҫӗлӗкне лайӑхрах пусса лартрӗ, урамра тапӑнса йӑлӑхтаракан йытӑсене хӑратма хатӗрленӗ пушине чӑмӑртаса тытрӗ.
При сем Чуб поправил свой пояс, перехватывавший плотно его тулуп, нахлобучил крепче свою шапку, стиснул в руке кнут — страх и грозу докучливых собак.

«Унта халь вӑйлӑ ӗҫкӗ-ҫикӗ пулать! — терӗ Чуб шӑлне йӗрсе.
— Там теперь будет добрая попойка! — продолжал Чуб, осклабив при этом свое лицо.

«Апла эс, кум, дьякӑн ҫӗнӗ пӳртӗнче пулман эппин?» — терӗ хӑйӗн кумне килтен тухакан Чуб; кумӗ типшӗмрех, вӑрӑм ҫын.
— Так ты, кум, еще не был у дьяка в новой хате? — говорил козак Чуб, выходя из дверей своей избы, сухощавому, высокому.

Уйӑх ҫутинче пулсан Чуб ӳркенес ҫук, тутлӑ курӑк ярса вӗретнӗ эрехпе шафран эрехӗ тесен, килӗнчен илсе тухма пулать-и тен ӑна.
Еще при месячной ночи варенуха и водка, настоянная на шафран, могла бы заманить Чуба.

Ҫавӑнпах ӗнтӗ уйӑх вӑрлама шут тытнӑ, ӗмӗчӗ пӗрре пулнӑ унӑн: ватӑ Чуб кахал-ха вӑл, килӗнчен йӑпӑр-япӑрах илсе тухаймӑн ӑна, дьяк патне ҫитме ҫулӗ те кӗскех мар тата: ял тулашӗпе, армансем патӗнчен каймалла, ҫӑва ҫумӗпе иртмелле, ҫырма пуҫӗпе ҫаврӑнса тавра ҫӳремелле, тенӗ вӑл.
И для этого решился украсть месяц, в той надежде, что старый Чуб ленив и не легок на подъем, к дьяку же от избы не так близко: дорога шла по-за селом, мимо мельниц, мимо кладбища, огибала овраг.

Чуб ятлӑ пуян козак пулать ӗнтӗ унта, голова, дьякӑн архиерей хорӗнче чи мӑн сасӑпа юрлакан пӗлӗшӗ, леш хайхи, кӑвак сюртукпа ҫӳрекенни; Свербыгуз козак тата ыттисем те; кутья ҫеҫ мар, тутлӑ имҫам ярса вӗретнӗ эрех те, шафранпа туни те пулмалла унта, апат-ҫимӗҫӗ те тӗрлӗрен пулма кирлӗ.
Были приглашены: богатый козак Чуб, голова; приехавший из архиерейской певческой родич дьяка в синем сюртуке, бравший самого низкого баса; козак Свербыгуз и еще кое-кто; где, кроме кутьи, будет варенуха, перегонная на шафран водка и много всякого съестного.