Шырав

Щукарь

Ҫакӑнта вара кайран Тубянскири казаксем тахҫанчченех асӑна-асӑна калаҫса пурӑннӑ мыскара пулса иртет: шӑп та шай ҫав вырӑнта Щукарь нихӑҫан курман намӑс курать, ун ҫинчен тухнӑ халап халӑх хушшинче паян кунччен те ҫӳрет, ахӑртнех, малашнехи ӑрӑва та куҫса юлать пулӗ…
Тут-то и случилось с ним то, о чем впоследствии долго говорили казаки в Тубянском: именно на этом месте и претерпел Щукарь неслыханное позорище, предание о котором сохранилось до наших дней и уж наверное перейдет к следующему потомству…

«Кум умӗнчен ларсах иртсе каясчӗ. Ан тив пӑхса юлтӑр!» — шухӑшлать Щукарь, ҫав шухӑшпа якӑлт сикет те, лашин касса кӗрес пек ҫӳхе тӳрчӗ ҫине хырӑмӗпе ӳпӗнет.
«Мимо кума надо бы проехать. Пущай поглядит!» — подумал Щукарь и с тем, подпрыгнув, навалился брюхом на острую кобаржину лошадиной спины.

Унӑн чӗринче сасартӑк халиччен пулман мӑнкӑмӑллӑх тата, яланхи пекех, хӑйпе мухтанса илес шухӑш вӑранать: вӑл та акӑ, Щукарь мучи те, халӗ чухӑнлӑхран тухнӑскер, хӑйӗн лаши ҫинче ларса пынине кӑтартас килет.
В нем внезапно проснулись небывалая гордость и обычно всегда свойственное ему желание прихвастнуть, показать, что и он, Щукарь, теперь выбился из бедноты и едет хоть на плохой, но зато на собственной лошади.

Тен, лашине чӗлпӗртенех ҫавӑтса пынӑ пулсан, Щукарь Гремячий Лог хуторне чиперех ҫитсе ӳкнӗ пулӗччӗ, анчах вӑл, хӑйӗн кумӗ тата палланӑ казаксем пурӑнакан Тубянски хуторне кӗрсен, чи хӗрринчи кил тӗлне ҫитнӗ-ҫитменех, чӗлпӗртен сӗтӗрсе пырас марччӗ, уттарса та пулин утланса пырасчӗ тесе, лаши ҫине хӑпарса ларма шут тытать.
Может быть, Щукарь и добрался бы до Гремячего Лога благополучно, если б вел лошадь в поводу, но он, едва лишь поравнялся с первым двором хутора Тубянского, в котором жил его кум и было много знакомых казаков, решил сесть верхом на купленную лошадь и хоть шагом, но ехать, а не тянуть ее в поводу.

«Ну, ку вара мӑшкӑл!» — ахлатса ярать Щукарь, пуҫне ҫатӑрласа тытса.
«Ну, вот это — да!» — ахнул Щукарь, схватившись за голову.

Тӑкӑл-такӑл сӑхсӑхкаласа: «Свят, свят, свят!» — тесе пӑшӑлтатса, Щукарь тӑпах чарӑнса тӑрать, йӗвен аврине лаштӑрах алӑран кӑларса ӳкерет, мухмӑрӗ янках уҫӑлса каять.
Сотворив крестное знамение и шепча: «Свят, свят, свят!» — Щукарь выронил из рук повод, остановился, чувствуя, как хмель с него словно рукой снимает.

Ӑнсӑртран каялла ҫаврӑнса пахнӑ та Щукарь, хыпӑнсах ӳкнӗ: ун хыҫӗнчен хӑй туяннӑ мӑн хырӑмлӑ та мӑнтӑркка кӗсре мар, хырӑмӗ пӗрӗнсех ларнӑ, тирӗ вӗче шӑммисем хушшинех путса кӗнӗ ырханкка янавар лапсӑртатса пырать.
Случайно оглянувшись, Щукарь оторопел: за ним шла не купленная им пузатая и сытая кобылка, а худющая кляча с подтянутым брюхом и глубокими яминами возле кострецов.

Анчах Щукарь мучи, ним ҫине пӑхмасӑр, хӑй ҫулӗпе утать, ырӑ кӑмӑлпа ҫапла шухӑшлать:
А дед Щукарь шел, ни на что не обращая внимания, добродушно думал:

Мӗн ылтӑнӗ пултӑр унта, ылтӑн мар, вӗри куҫҫулӗ кӑна! — тесе тиркенӗ лашана Щукарь мучи.
Какое уж там золото, горючие слезы, а не золото! — корил дед Щукарь лошадь.

Щукарь мучи чиканпа кӑнтӑрлачченех хаклашнӑ.
Дед Щукарь торговался с цыганом до полудня.

Пӗр ҫирӗм ҫула яхӑн каялла, Щукарь мучи, питех те ӳсӗр пуҫпа Войсковой хуторӗнчен таврӑннӑ чухне, ҫав лашана иртен-ҫӳрен чикансенчен вӑтӑр тенкӗлле туянса юлнӑ.
Лет двадцать назад Щукарь, будучи сильно навеселе и возвращаясь из хутора Войскового, купил ее у проезжих цыган за тридцать целковых.

— Кала-ха, тархасшӑн! — хуравласа хучӗ Щукарь мучи.
— Скажи на милость! — отвечал дед Щукарь.

Щукарь мучи хӑйне яланлӑхах колхоз правленин кучерӗ туса хунипе калама ҫук хытӑ хавасланчӗ.
Дед Щукарь с восторгом принял назначение его в постоянные кучера при правлении колхоза.