Шырав

Шырав ĕçĕ:

Тен сăмах пирĕн базăра пур.

Тен (тĕпĕ: тен) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Арҫынсем пӑхаҫҫӗ, танлаштараҫҫӗ, тен, хӑшпӗрисем ун чухне хӗрарӑм мӗн туйни-сиснине, ӑна пурӑнма кӳренмелле пулса тӑнине ӑнланаҫҫӗ те пулӗ.
Мужчины смотрят, сравнивают, и, может быть, некоторым становится понятно, что́ иногда чувствует женщина и как обидно ей жить.

Итали ҫинчен хунӑ юмахсем // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 166–190 стр.

— Аттем ҫинчен хам мӗнле туятӑп, ҫавӑн пек каласа параймарӑм пулӗ тесе шухӑшлатӑп, аллӑ ҫул хушши хам чӗрере тытса усранине каласа пама йӑлтах урӑхла сӑмахсем кирлӗ, тен вӑл юрра та тивӗҫлӗ-и, анчах — эпир ахаль ҫынсем, пулӑсем пек, кӑмӑл туртнӑ пек илемлӗ каласа пама пӗлместпӗр!
— Я думаю, что не сумел рассказать про отца так, как чувствую, и то, что пятьдесят один год держу в сердце, — это требует особенных слов, даже, может быть, песни, но — мы люди простые, как рыбы, и не умеем говорить так красиво, как хотелось бы!

Ун сасси мана кӑшт лӑплантарчӗ, ҫавӑнпа та-и тен, эпӗ ҫав саманта лайӑх астӑватӑп.
— Его крики укрощали мой страх, должно быть, поэтому я так хорошо помню всё.

Йӗпеннӗскер, вӑл пӗчӗкленчӗ, куҫӗсем, хӑранипе, тен, ыратнипе-и, пысӑкланса кайрӗҫ.
Мокрый он стал маленьким, а глаза у него огромные от страха, а может быть, от боли.

— Тен, халӗ турра кӗлтусан лайӑхрах пулӗ, атте, — терӗм эпӗ, пирӗн ӗҫсем япӑххине сиссе: эпир шӑлне йӗрсе тӑракан шурӑ йытӑсем хушшинчи икӗ кролик вырӑнӗнчеччӗ ун чухне.
— «Может быть, нам лучше помолиться, отец?» — предложил я, когда понял, что дела наши плохи: мы были точно пара кроликов в стае белых псов, отовсюду скаливших зубы на нас.

Атте ҫапла каларӗ вара мана: — Эсӗ, тен, ҫӗр ҫине таврӑнӑн, — терӗ, — эпӗ, ҫук, таврӑнаймастӑп!
Тогда отец говорит мне: — «Ты, может быть, вернешься на землю, я — нет!

— Тен, ҫӗр тӗттӗм пулсан, хула ҫине эпир кӗҫӗрех тапӑнатпӑр, — тенӗ ун ывӑлӗ, — тӗттӗм ҫеҫ пултӑр!
— Может быть, мы обрушимся на него еще ночью, — говорил ее сын, — если ночь будет достаточно темна!

Эпир пӗр-пӗрне кӑштах вӑрҫатпӑр; вӑл — шӑл витӗр вӑрҫать, эпӗ те — ытла хытах мар; вӑл — ыратнипе, тен, вӑтаннипе вӑрҫать пуль, эпӗ — именнӗрен тата хӑйне питӗ хӗрхеннӗрен вӑрҫатӑп…
Мы немножко ругали друг друга, она — сквозь зубы, я — тоже не громко, она — от боли, и, должно быть, от стыда, я — от смущения и мучительной жалости к ней…

Этем ҫурални // Александр Артемьев. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 156–165 стр.

Вӑл ҫынсене полицине тытса ӑсатма юрататчӗ, ҫавӑнпа халӗ ун пирки «ӑна ҫӗр хурчӗсем тахҫанах, тен, шӑммине ҫитиех кӑшласа янӑ пуль», тесе шухӑшлама аванччӗ.
Любил он отправлять людей в полицию, и хорошо думать, что теперь его, наверное, уже давно, до костей обглодали червяки могилы.

Эпӗ баракра ҫав ҫынсем хушшинче пурӑнаттӑм: хӑйсен хуйхи-суйхи ҫинчен вӗсем, вырӑссен кӑмӑллӑ йӑлипе, питӗ нумай та хытӑ калаҫатчӗҫ, тен, вӗсен хурлӑхлӑ сӑмахӗсем пилӗк ҫухрӑмран та илтӗнетчӗҫ пуль.
Я жил в бараке среди этих людей: по доброй русской привычке они толковали о своих несчастиях так много и громко, что, вероятно, их жалобные речи было слышно верст на пять вокруг.

Курасшӑн мар вӗсем, тен хӑйсем тӑкнӑ ӑшӑ юна курсан, татах та юн тӑкас килекен пуласран хӑранӑ пулнӑ.
Не хотят видеть, может быть, тайно боятся, что, увидав тёплую кровь, пролитую ими, ещё захотят пролить её.

Январӗн 9-мӗшӗ // Хумма Ҫеменӗ, Феодосия Ишетер. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 133–155 стр.

Вӑл ҫынсем лӑпкӑн калаҫнӑ, анчах сӑмахӗсем темле раснах вирлӗнтерех тухнӑ, — ҫӗнӗ сӑмахсемпе, ҫӗнӗ шанчӑксемпе калаҫнӑ, тен, ҫак ҫӗнӗ шанчӑкӗ хӑйсемшӗн те паллах пулайман пулӗ.
Эти люди тихо переговаривались, но слова все же выходили сердито, — говорили новыми слдовами, новыми надеждами, и может быть, эта новая надежда и для самих была пока непонятна.

Тен тата, вилни вырӑнне урӑххине тупса кӑларасран хӑранипе те ун ҫинчен шарламан пулӗ…
А может быть, молчали о нём, боясь создать другой на место мёртвого…

— Тен, пур, — эпир ӑҫтан пӗлетпӗр?
— А может, есть, — почему мы знаем?

— Давай салтаксене калӑпӑр, — тен, вӗсем халӑха вӗлерме закон ҫуккине ӑнланса илӗҫ.
— Давайте говорить солдатам, — может, они поймут, что нет закона убивать народ!

Тен, мӗн те пулин тӑвӑпӑр…
Может, чего-нибудь добьёмся…

— Тен… темле-ха…
— А может, еще…

Ҫирӗм улттӑпа пӗрре // Петӗр Хусанкай. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 119–131 стр.

Тен, ҫав паттӑрлӑхран пуҫне урӑх унӑн нимӗнле хастарлӑх та пулман пуль, пӗр ҫавӑнпа ҫеҫ вӑл хӑйне хӑй чӗрӗ этем пек туйӑннӑ пуль.
Быть может, кроме этой способности, в нем не было ничего живого, и только она позволяла ему чувствовать себя живым человеком.

Тен, ҫавӑнпах та пуль, хӑшпӗр мӑнкӑмӑлсем пирӗн курайманлӑха юратуран авантарах, теҫҫӗ…
И, может быть, именно поэтому некоторые гордецы утверждают, что наша ненависть более лестна, чем любовь…

Эпир юратакан япала, тен, вӑл ҫав тери лайӑхах та пулман-и, анчах ҫирӗм улттӑн-ҫке эпир, ҫавӑнпа хамӑршӑн хаклӑ япалана пирӗн яланах ыттисемшӗн те тап-таса тӑвас килетчӗ.
Мы любим, может быть, и не то, что действительно хорошо, но ведь нас — двадцать шесть, и поэтому мы всегда хотим дорогое нам — видеть священным для других.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика