Шырав

Шырав ĕçĕ:

Ромашова (тĕпĕ: ) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Ку Ромашова хумхантарса та пӑлхантарса ячӗ.
Это взволновало и растрогало его.

XXII // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Ромашова пӗкӗрӗлсе те Шурочкӑна йывӑр тӑвасран хӑраса ларма меллех марччӗ.
Ромашову было неудобно сидеть перегнувшись и боясь сделать ей тяжело.

Ун ҫийӗпе чарлансем кӑшкӑра-кӑшкӑра явӑнчӗҫ, хӑш чухне питӗ ҫывӑхран, ҫуначӗсемпе Ромашова кӑшт ҫеҫ перӗнеймесӗр, ҫавӑнпа вӑл вӗсен вӑйлӑ вӗҫевӗн хумне туйсах тӑчӗ.
Над ней с криком носились чайки, иногда так близко, почти касаясь крыльями Ромашова, что он чувствовал дуновение от их сильного полета.

XXI // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Вӑл хӑй керимонӗ хыҫӗнчен, кӑкӑрӗ ҫинчен тӳрех, кӑвак пурҫӑнран тунӑ, шнурлӑ темӗнле латӑнкӑ туртса кӑларчӗ те ӑна васкасах Ромашова алӑран тыттарчӗ.
Она вынула из-за своего керимона, прямо с груди, какую-то ладанку из синего шелка на шнуре и торопливо сунула ему в руку.

XX // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Хӑй те вӑл йӑлтах кӗп-кӗрен, чип-чипер, сӗтеклӗ, ҫавӑнпа Ромашова та минутлӑха хаваслӑ пулса кайрӗ.
И вся она была такая розовая, свежая, вкусная, что Ромашову на минуту стало весело.

Кам-тӑр Ромашова хыҫалалла асӑрхануллӑн сӗтӗрчӗ.
Кто-то осторожно тянул Ромашова назад.

XIX // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Вӗсем иккӗш те кравать ҫинчен сиксе тӑчӗҫ те ухмахла вылянчӑк кулӑпа Ромашова хӑвалама тапратрӗҫ.
Они оба вскочили с кровати и принялись с сумасшедшим лукавым смехом ловить Ромашова.

Унтан Ромашова темиҫе минутлӑха тӗттӗм манӑҫ илсе хупларӗ.
Потом для Ромашова настало несколько минут темного забвения.

XVIII // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Вӗсен умӗнче чӑлах-чӗлӗх, пач килӗшӳсӗр, хӑрушӑ ӳкерчӗксенчен тӑракан кӑшкӑруллӑ та ула-чӑла хӑю сӳтӗлет тейӗн, паянхи ӗҫ-пуҫсем Ромашова пӗрин хыҫҫӑн тепри ним тӑхтавсӑр-чарӑнусӑр та нимле ҫыхӑнусӑр пула-пула пынӑ пекех туйӑнчӗҫ.
Ромашову казалось, что все сегодняшние происшествия следуют одно за другим без перерыва и без всякой связи, точно перед ним разматывалась крикливая и пестрая лента с уродливыми, нелепыми, кошмарными картинами.

Ромашова Веткинӑн шыҫӑнса кайнӑ пичӗпе шӑвӑҫланнӑ куҫӗсем, ҫӑварӗнчен перекен ырӑ мар шӑршӑ, йӗпенчӗк тӳтисемпе мӑйӑхӗ сӗртӗнни питӗ те йӗрӗнӗҫлӗччӗ.
Ромашову было противно опухшее лицо Веткина с остекленевшими глазами, был гадок запах, шедший из его рта, прикосновение его мокрых губ и усов.

Ромашова вара нумаях пулмасть шӑп та шай ҫирӗм пӗр ҫул тулчӗ.
А Ромашову недавно окончился двадцать первый год.

XVII // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Хир анлӑшӗ, ун ирӗклӗхӗ, уйӑх ҫутатнине пула, темле пусӑрӑнтарса лартнӑн туйӑнчӗ Ромашова.
Простор поля, освещенного луной, точно давил Ромашова.

XVI // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Тӗрӗс, Ромашова ҫутӑ ҫутман пӳлӗмре, чӳречесем умӗпелен, такам шуррӑн мӗлтлете-мӗлтлете иртнӗн те туйӑнчӗ, анчах ӑна темӗншӗн хӑрушӑ пулса кайрӗ, вӑл вара Назанские чӗнме хӑю ҫитереймерӗ.
Ромашову, правда, почудилось, что кто-то белый мелькал по неосвещенной комнате мимо окон, но ему стало почему-то страшно, и он не решился окликнуть Назанского.

Унтан мӗскер-тӗр шалт тӗлӗнтерсе пӑрахаканни пулса иртрӗ, Ромашова пач та ҫывӑрман, мӗн унта, ҫеккунтлӑха та пулин тӗлӗрмен, пурӗ хе пӗр самант хушши кӑна куҫне хупса ахаллӗн, ним шухӑшсӑррӑн выртнӑ пеклӗн туйӑнчӗ.
Потом случилось что-то странное, Ромашову показалось, что он вовсе не спал, даже не задремал ни на секунду, а просто в течение одного только момента лежал без мыслей, закрыв глаза.

Николаев чарӑнчӗ те Ромашова ҫанӑран тӳрккессӗн ҫавӑрса тытрӗ.
Николаев остановился и грубо схватил Ромашова за рукав.

Пурнӑҫри хӑйсен вырӑнӗсем пӗр евӗр пулни Ромашова чикекен намӑслӑхпа вӑтантарчӗ, леклентерчӗ пулин те, унра ҫаплах темӗнле халиччен нихӑҫан курман тарӑнлӑх, чӑн-чӑн ҫынлӑх-этемлӗх туйӑмӗ те пурччӗ.
И хотя это сознание одинаковости положений и внушало Ромашову колючий стыд и отвращение, по в нем было также что-то необычайное, глубокое, истинно человеческое.

XV // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Ромашова сасартӑк ҫу уйӑхӗн ҫиҫсе ялтӑракан кунӗ ҫийӗнчех тӗттӗмленсе ларнӑн, хулпуҫҫийӗсем ҫине вилӗ, ют йывӑрлӑх хӑйӑр тӑвӗ евӗр пусӑрӑнтарса выртнӑн, музыка кичеммӗн те тӗксӗммӗн вылянӑн курӑнса кайрӗ.
Ромашову вдруг показалось, что сияющий майский день сразу потемнел, что на его плечи легла мертвая, чужая тяжесть, похожая на песчаную гору, и что музыка заиграла скучно и глухо.

Этем кӳлеписен чӗрӗ картин чӑрмавӗнчен хӑтӑлса, ирӗке тухнипе хӗпӗртенӗ тейӗн, янӑравлӑраххӑн та хаваслӑраххӑн чупса кайрӗҫ маршӑн таса та уҫӑ сассисем Ромашова хирӗҫ.
Освобожденные от живой преграды из человеческих тел, точно радуясь свободе, громче и веселее побежали навстречу Ромашову яркие звуки марша.

Самант илемӗ ӳсӗртсе ярать Ромашова.
Красота момента опьяняет его.

Темӗнле тӑтӑрха, хӑюллӑ хум, хӑй ҫийӗн ҫӑмӑллӑн та пылаккӑн ҫӗклентерсе, йӑтса илчӗ сасартӑк Ромашова.
Какая-то бодрая, смелая волна вдруг подхватила Ромашова, легко и сладко подняв его на себе.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика