Шырав

Базаров

— Ку мӗн тата! — терӗ Базаров, кӗпе ҫаннине ҫӗклесе ӳт ҫине тухнӑ усал хӗрлӗ пӑнчӑсене ашшӗне кӑтартса.
— А это что? — промолвил Базаров и, приподняв рукав рубашки, показал отцу выступившие зловещие красные пятна.

— Ҫитет! — васкамасӑр пӳлсе хучӗ ӑна Базаров.
— Полно, — не спеша перебил его Базаров.

— Атте, — пуҫларӗ Базаров хӑйӑлтатакан вӑрах сасӑпа.
— Старина, — начал Базаров сиплым и медленным голосом.

Базаров диван ҫинче сасартӑк ҫавӑрӑнса выртрӗ, ашшӗ ҫине тинкерсе мӑкан пӑхрӗ, шыв ыйтрӗ.
Базаров вдруг повернулся на диване, пристально и тупо посмотрел на отца и попросил напиться.

Базаров пуҫне стена ҫумне тӗксе выртать.
Базаров продолжал лежать, уткнувшись в стену.

Ирхине Базаров тӑма хӑтланчӗ, анчах пуҫӗ ҫавӑрӑнса кайрӗ те сӑмсаран юн юхма тытӑнчӗ, вӑл каллех выртрӗ.
Утром Базаров попытался встать; голова у него закружилась, кровь пошла носом; он лег опять.

Базаров вӑл кун тӑмарӗ, йывӑррӑн, ҫурма-манӑҫлӑн тӗлӗрсе выртрӗ.
Базаров уже не вставал в тот день и всю ночь провел в тяжелой, полузабывчивой дремоте.

— Шӑннӑ, — терӗ те тепӗр хут Базаров, тухса кайрӗ.
— Простудился, — повторил Базаров и удалился.

Базаров, пуҫне сӗнксе ларнӑ та, пӗр тирке патне те алӑ ямарӗ.
Базаров сидел потупившись и не касался ни до одного блюда.

Вӑл унпа суранӗ ҫинчен астутарса мар, пачах урӑх япаласем ҫинчен калаҫма тӑрӑшрӗ пулин те, хӑйӗн куҫӗсенчен ҫав тери хытӑ пӑхнӑ пирки Базаров, чӑтӑмне ҫухатса, килтен каяссипе хӑратрӗ.
И хотя он не только не упоминал об его ране, но даже старался говорить о самых посторонних предметах, однако он так настойчиво заглядывал ему в глаза и так тревожно наблюдал за ним, что Базаров потерял терпение и погрозился уехать.

— Эсӗ унӑн ланцечӗсене курасчӗ, — терӗ те Базаров, тухрӗ.
— Ты бы посмотрел на его ланцеты, — промолвил Базаров и вышел вон.

Базаров кулса илчӗ.
Базаров усмехнулся.

Базаров ӑна илсе каясшӑнччӗ.
Базаров хотел было взять его и уйти.

Виҫӗ кунран Базаров ашшӗ патне пӳлӗме кӗчӗ те, унӑн тамӑк чулӗ ҫук-ши, тесе ыйтрӗ.
Дня три спустя Базаров вошел к отцу в комнату и спросил, нет ли у него адского камня?

Пӗрре Базаров хӑйсем патне пынӑ тӗрлӗ тавар сутса ҫӳрекен сутӑҫӑн шӑлне те кӑларса панӑ.
Базаров раз даже вырвал зуб у заезжего разносчика с красным товаром.

Хӑш чухне Базаров мӑкан та шухӑшсӑр персе янӑ сӑмахсене вӑл тепӗр хут та каланӑ, сӑмахран, темиҫе кун хушши вӑл нимӗн тӗлсӗр: «ну, ку тӑххӑрмӗш ӗҫ» — тесе ҫӳренӗ, мӗншӗн тесен ывӑлӗ ку сӑмаха, вӑл ирхи кӗлле кайнине пӗлнӗ хыҫҫӑн, ӑна ҫавӑн пек каланӑ пулнӑ.
Базаров даже повторял эти, иногда тупые или бессмысленные, выходки и, например, в течение нескольких дней, ни к селу ни к городу, все твердил: «Ну, это дело девятое!» — потому только, что сын его, узнав, что он ходил к заутрене, употребил это выражение.

Ҫапах та Базаров кулни Василий Ивановича нимӗн чухлӗ те иментермерӗ; вӗсем ӑна йӑпатма та пуҫларӗҫ.
Но насмешки Базарова нисколько не смущали Василия Ивановича; они даже утешали его.

Ҫук ҫав! хулпуҫҫийӗсене йӗрӗнчӗклӗн хутлатакан, мужиксемпе калаҫма пӗлекен Базаров (Павел Петровичпа тавлашнӑ чухне ҫапла мухтанатчӗ вӑл), ҫак хӑйне хӑй шанса тӑракан Базаров вӗсен куҫӗ умӗнче ҫапах та хӑй темӗнле пакӑлти мыскараҫӑ пек пулма пултарни ҫинчен шутламан та…
Увы! презрительно пожимавший плечом, умевший говорить с мужиками Базаров (как хвалился он в споре с Павлом Петровичем), этот самоуверенный Базаров и не подозревал, что он в их глазах был все-таки чем-то вроде шута горохового…

Пӗррехинче, ҫакӑн пек сӑмахсене итленӗ хыҫҫӑн, Базаров йӗрӗннӗ пек хулпуҫҫисене хӗстеркелесе илчӗ те ҫавӑрӑнса тӑчӗ.
Выслушав подобную речь, Базаров однажды презрительно пожал плечами и отвернулся.