Шырав

Давыдов

Давыдов чӗриклетсе тӑран арча ҫине палтах кайса ӳкрӗ, хӗп-хӗрлӗ хӗрелсе кайрӗ, хуп-хура йӑлтӑркка ҫӳҫ пайӑркисене пилӗк пӳрнипе ҫамки ҫинчен сирсе хыҫалалла ячӗ.
Давыдов грохнулся на заскрипевший сундук, побагровел, пятерней откинул со лба глянцевито-черные пряди волос:

Урине ҫӑтах ҫыпӑҫса тӑракан хура чӑлхине пӑхса савӑннӑ хушӑра, Лушка Давыдов еннелле ҫаврӑнса тӑчӗ, аялти кӗпи умӗнчи ҫуха ҫурӑкӗнче унӑн тӗксӗм сарӑ тӗслӗ чӑмӑр ҫирӗп кӑкрисем чӗтренсе илчӗҫ.
Любуясь туго охватившим ногу черным чулком, она повернулась лицом к Давыдову, в разрезе рубахи дрогнули ее смуглые твердые груди, торчавшие, как у козы, вниз и врозь.

Давыдов тӗкӗр ҫинче унӑн ҫуталса кайнӑ куҫӗсем йӑл кулса ҫиҫнине, чӗкеҫ шатриллӗ питҫӑмартисем ҫинче шупкарах хӗрлӗ сӑн вылянине курса ларать.
Давыдов в зеркале видел излучины улыбки у ее вспыхнувших глаз, негустой румянец на веснушчатых щеках.

Лушкӑна Давыдов тӗкӗр витӗр курать: Лушка пӗчӗк арҫын ачанни пек ырханкка мӑйне тӑснӑ та, резинкӑна хӑйӗн типшӗмрех пӗҫҫи ҫине хурса, виҫкелесе тӑрать.
Давыдов видел Лушку, отраженную зеркалом: Лушка стояла, примеряя на своей сухого литья ноге покупку, вытянув мальчишескую худую шею.

Пӗррехинче, темле, ир-ирех, пушмакӗсене тӑхӑнса ларнӑ хушӑра, Давыдов каркӑч хыҫӗнчен Макарӑн сассине илтех кайрӗ:
Как-то рано утром Давыдов, надевая ботинки, услышал голос Макара из-за перегородки:

Лушка, Нагульнов арӑмӗ, Давыдовпа яланах кӑмӑллӑ, ҫапах та, ҫакна пӑхмасӑрах, Давыдов, пӗркунхине, ӑнсӑртран Макарпа калаҫнӑ чухне, Макар ӑна хӑйӗн арӑмӗ Тимофей Рванӑйпа пурӑнни ҫинчен каласа панӑ хыҫҫӑн, ҫав хӗрарӑм ҫине сиввӗн пӑхма пуҫларӗ, вӗсем патӗнче унӑн вӑхӑтлӑха пулин те пурӑнас килми пулчӗ, Ирсенче Давыдов, калаҫӑва хутшӑнмасӑр, час-часах Лушка ҫине куҫ хӳрипе пӑхкаласа илет.
Лушка, жена Нагульнова, была с Давыдовым неизменно приветлива, но, несмотря на это, он после того случайного разговора с Макаром, когда тот открыл ему, что жена живет с Тимофеем Рваным, относился к ней с плохо скрываемой неприязнью, тяготился своим временным пребыванием у них, по утрам Давыдов, не вступая в разговор, часто искоса посматривал на Лушку.

Давыдов хӑй Макара пурӑнма кансӗрленине лайӑхах туять, анчах малтанхи кунсенче ларма-тӑма пӗлмесӗр чӑрманса, чӗресене хускатса чупса ҫӳренине пула, хваттер шыраса тупма, темле, вӑхӑт та тупӑнмарӗ.
Давыдов сознавал, что стесняет Макара, но за суетой и тревогой первых дней как-то не было времени подыскать квартиру.

Давыдов Нагульнов патӗнчех пурӑнать-ха.
Давыдов все еще жил у Нагульновых.

— Акӑ эсӗ каллех асаилӳсем ҫине кӗрсе кайма тапратрӑн, терӗ Давыдов.
— Вот ты снова ударился в воспоминания, сказал Давыдов.

— Ӑна пурте пӗлеҫҫӗ, эпӗ хам та колхоза Сталин юлташ ятне парассишӗн тӑратӑп, анчах ку ят вӑл — ответлӑ ят, — витӗмлӗн ӑнлантарса каларӗ Давыдов.
— Это все знаю, я и сам стою за то, чтобы дать колхозу имя товарища Сталина, но это название — ответственное название, — объяснил Давыдов.

— Эсӗ ыйтуран пӑрӑнса калаҫма пуҫларӑн, Разметнов, — пӳлчӗ ӑна Давыдов.
— Ты начал отклоняться от вопроса, — заметил ему Давыдов.

Ҫав хутра: партин районри комитечӗ, Райполеводсоюзпа килӗшсе, колхоз правленин председательне суйласа лартма районри комитет уполномоченнӑйне, ҫирӗм пилӗк пин шучӗпе килнӗ Давыдов юлташа сӗнет, тесе ҫырнӑччӗ.
В бумаге писалось, что райпартком, по согласованию с райполеводсоюзом, выдвигает на должность председателя правления колхоза уполномоченного райпарткома, двадцатипятитысячника товарища Давыдова.

Анчах Давыдов хӑй шухӑшне: Хопрова вӗлерес ӗҫ кулаксемпе ҫыхӑннӑ, вӗсене халех хутортан кӑларса ямалла текен шухӑшне пӗлтерсен, Нагульнов татӑклӑнах ун майлӑ пулчӗ:
Но когда Давыдов высказал догадку, что к убийству причастен кто-либо из кулаков, и предложил срочно произвести выселение их из хутора, Нагульнов его решительно поддержал:

Хутор ҫӗнӗ конструкциллӗ кӑткӑс мотор пекех туйӑнать ӑна, ҫавӑнпа Давыдов ҫакна тимлесех те пикенсех ӑнланса илме, унӑн кашни детальне тӗпчесе пӗлме, хыпашласа пӑхма тӑрӑшать.
Хутор был для него — как сложный мотор новой конструкции, и Давыдов внимательно и напряженно пытался познать его, изучить, прощупать каждую деталь.

Давыдов хӑй шухӑшӗнче Гремячий ҫыннисене пурне те умлӑн-хыҫлӑн куҫ умне кӑларса тӑратать…
Все гремяченские люди шли перед мысленным взором Давыдова…

Ҫавсем ҫинчен шухӑшлать-шухӑшлать те Давыдов, кӑштах салхуланать.
Подумает-подумает об этом Давыдов, и становится ему немного грустно.

Ҫӗрлесенче ял Советӗнчен е Титокӑн пысӑк ҫуртӗнче вырнаҫнӑ колхоз правленинчен таврӑнсан, Давыдов тахҫанчченех пӳлӗмӗ тӑрӑх уткаласа ҫӳрет, пирус туртать, унтан, почтальон кӳрсе панӑ «Правда» тата «Молот» хаҫатсене вулакалать те, шухӑшӗпе каллех Гремячий Лог хуторӗнчи ҫынсем ҫине, колхоз ҫине, куллен пулса иртекен ӗҫсем ҫине куҫать.
По ночам, придя из сельсовета или из правления колхоза, разместившегося в просторном Титковом доме, Давыдов долго ходил по комнате, курил, потом читал привезенные кольцевиком «Правду», «Молот» и опять в размышлениях возвращался к людям из Гремячего, к колхозу, к событиям прожитого дня.

Гремячий Лог хуторӗнче пурӑнса ирттернӗ пӗр эрне хушшинче Давыдов умне тӗрлӗрен ыйтусем хӳме пекех капланса тухса тӑчӗҫ…
За неделю пребывания в Гремячем Логу перед Давыдовым стеною встал ряд вопросов…

Давыдов райкома юланутпа ятарласа ҫын ячӗ, халлӗхе колхоза вӑтӑр икӗ процент кӑна пӗрлештертӗмӗр-ха, анчах колхоза кӗртес ӗҫ ударлӑ хӑвӑртлӑхпа пырать, тесе пӗлтерчӗ.
Давыдов послал в райком коннонарочного с сообщением о том, что в колхоз вовлечено пока только тридцать два процента, но что работа по вовлечению в колхоз продолжается ударными темпами.