Шырав

Шырав ĕçĕ:

Хӑрушӑ сăмах пирĕн базăра пур.

Хӑрушӑ (тĕпĕ: хӑрушӑ) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Пӗр вӑхӑт вӑл иккӗленчӗ, анчах ним тума та ҫук: чи хӑрушӑ самантра ҫырантан сикекен е вутта кӗрекен ҫын евӗр, вӑл сасартӑк персе ячӗ:
Она с минуту колебалась, но делать было нечего: как человек, который, в минуту крайней опасности, кидается с крутого берега или бросается в пламя, она вдруг выговорила:

IV сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Телее, тӗттӗмленчӗ, унӑн пичӗ курӑнми пулчӗ: сасӑ чӗтрени ҫеҫ хӑрушӑ пулма пултарать; калас сӑмахсем ун чӗлхи вӗҫӗнчен каймарӗҫ, вӑл мӗнле сасӑпа каламаллине пӗлмесӗр иккӗленнӗ пек пулчӗ.
К счастью, стало темнее, и ее лицо было уже в тени: мог только изменять голос, и слова не сходили у ней с языка, как будто она затруднялась, с какой ноты начать.

Ӑна темле хӑрушӑ япала курӑнчӗ.
Ему вообразилось что-то очень страшное.

Ку — хӑрушӑ сӑмах, — пӑшӑлтатнӑ пекех каларӗ Штольц: — ку Данте поэминчи: «шанчӑкӑра ӗмӗрлӗхех ҫухатӑр», тенӗ евӗрлӗрех.
Это страшное слово, — почти шепотом произнес он, — это Дантово: «Оставь надежду навсегда».

Обломов умӗнче вӑл хӑйне хӑй ҫирӗп, ирӗклӗ тыткалатчӗ, йӑлтах витӗр курса тӑратчӗ, — халӗ ҫак хӑрушӑ хирӗҫтӑран умӗнче йӑлтах ҫухалса кайрӗ.
Перед этим опасным противником у ней уж не было ни той силы воли и характера, ни проницательности, ни уменья владеть собой, с какими она постоянно являлась Обломову.

Мӗн пулса иртни ҫинчен Штольца мӗншӗн малтанах ним именмесӗр каласа памарӑм-ши тесе, вӑл хӑйне хӑй ылханчӗ: халӗ ак пӗлтерме те питӗ хӑрушӑ.
Она только кляла себя, зачем она вначале не победила стыда и не открыла Штольцу раньше прошедшее, а теперь ей надо победить еще ужас.

Ӑна хӑрушӑ пула пуҫларӗ.
Ему становилось страшно.

Ольга мӗн каласса кӑштах сиссе, Обломов шлепкине илчӗ, анчах ыйтса пӗлме васкамарӗ: Ольгӑн пӗтӗм пурнӑҫа татса паракан сӑмахне хирӗҫлемесӗр илтме хӑрушӑ пулчӗ ӑна.
Он смутно догадывался, какой приговор ожидал его, и взял шляпу, но медлил спрашивать: ему страшно было услыхать роковое решение и, может быть, без апелляции.

XI сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

— Итле-ха, Ольга, ан пӑх ман ҫине унашкал: хӑрушӑ мана! — терӗ Обломов.
— Послушай, Ольга, не гляди на меня так: мне страшно! — сказал он.

Эпӗ уйрӑм пурнӑҫа чӑтайман пулӑттӑм; сансӑр ялта, пӗччен пурӑнасси… ку хӑрушӑ!
Я бы не вынес разлуки; без тебя в деревне, одному… это ужас!

Аннах ку та кивҫене кӗниех мар-им, ку пушшех йывӑр, хӑрушӑ кивҫене кӗни.
Разве это не тот же долг, только неумолимый, неотсрочимый?

XVIII сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Ҫуртӑр питӗ япӑхнӑ сирӗн (тесе хушса ҫырнӑ вӗҫӗнче), Эпӗ выльӑх пӑхаканпа ватӑ кучера тата икӗ ватта юлнӑ хӗре вӑл ҫуртран пӳрте куҫма хушрӑм; унта пурӑнма хӑрушӑ».
Дом ваш очень плох (прибавлено было в конце), Я велел скотнице, старому кучеру и двум старым девкам выбраться оттуда в избу: долее опасно бы было оставаться».

Вӑл хӑй те ҫак хӑрушӑ та хавассӑр йывӑрлӑхран хӑраса ӳкрӗ.
Он сам пришел в ужас от этой грозной, безотрадной перспективы.

Унтан, унтан йӑлт кичем те хӑрушӑ япаласем курӑнса кайрӗҫ…
Потом, потом мерещилось все такое скучное, страшное…

Хӑрушӑ! — ҫине-ҫинех каларӗ Обломов, хӑлхине хупласа, тӗлӗнсе кайнӑ дворниксенчен тарса.
Ужас! — твердил он, зажимая уши и убегая от изумленных дворников.

— Хӑрушӑ!
— Ужас!

Ҫур тӳпене хӗррисем ҫивӗччӗн каскаланса кӑтраланнӑ хура пӗлӗт хупланӑччӗ, анчах хӗвел, анӑҫалла тайӑлса пынӑ май, ҫутататчӗ-ха, ҫак ҫутӑпа пусса килекен тӗттӗм хутӑшӗнче вара темле хӑрушӑ тискерлӗх пурри сисӗнсе тӑратчӗ.
Полнеба закрыла черная туча с резкими курчавыми краями, но солнце еще светило, склоняясь к западу, и в этом смешении света и надвигающейся тьмы было что-то зловещее.

XIII сыпӑк // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 3–84 с.

Вӑхӑт-вӑхӑтӑн эпӗ хам ӑҫта тата мӗн тума васкаса хыпаланнине те пачах мана-мана кайнӑ; ӑнра пурӗ те темле тӳрлетсе пӗтермелле мар, ухмахла та хӑрушӑ япала пулса иртнине систерекен сӗмлӗх ҫеҫ тӗтреленсе юлнӑ, — уҫҫи-хуппи ҫук сивчир тӗлӗкӗпе аташакан ҫынна тепӗр чух ним сӑлтавсӑрах ҫавӑрса илекен йывӑр сехӗрленӳ евӗр сӗмлӗх.
Минутами я совсем забывал, куда и зачем еду; оставалось только смутное сознание, что совершилось что-то непоправимое, нелепое и ужасное, — сознание, похожее на тяжелую беспричинную тревогу, овладевающую иногда в лихорадочном кошмаре человеком.

Олеся темиҫе хутчен те тухма хӑтланнӑ ҫак чӗрӗ, хӑрушӑ ункӑ витӗр, анчах ӑна каллех те каллех тӗке-тӗке ывӑтӑнтарнӑ варринелле.
Несколько раз Олеся пыталась пройти сквозь это живое ужасное кольцо, но ее постоянно отталкивали опять на середину.

XII сыпӑк // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 3–84 с.

Хӑрушӑ тавҫӑру йӑлтлатса илчӗ ман ӑсра.
Страшная догадка блеснула у меня в уме.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика