Шырав

Шырав ĕçĕ:

вилнӗ (тĕпĕ: вил) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Ежели, калӑпӑр, вилнӗ пулсан, вилнисем патне, чӗрӗ пулсан, чӗррисем патне, ӑнлан вара сирӗн пеккисем каланине.
Ежели, скажем, помер, то за упокой, коли жив, то о здравии… пойми вот вашего брата!

Кӑткӑс ӗҫ // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 95–99 стр.

Те вилнӗ, те чӗрӗ…
Может, помер, а может, и жив…

Кӑткӑс ӗҫ // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 95–99 стр.

— Вӑл, апла пулсан, вилнӗ?
— Стало быть, он помер?

Кӑткӑс ӗҫ // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 95–99 стр.

— Вилнӗ… — йывӑррӑн сывласа илет карчӑк.
— Помер… — вздыхает старуха.

Кӑткӑс ӗҫ // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 95–99 стр.

Вилнӗ Пантелея ҫыртӑн-и?
Записал усопшего Пантелея?

Кӑткӑс ӗҫ // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 95–99 стр.

Ну, халӗ ӗнтӗ Кирилла, Гордея, халӗ кӑна вилнӗ ачасене Герасима, Пантелея…
Ну, таперя Кирилла, Гордея, младенца новопреставленного Герасима, Пантелея…

Кӑткӑс ӗҫ // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 95–99 стр.

Ҫынсен сӑн-пичӗсем хускалмаҫҫӗ, вилнӗ ҫыннӑнни пек хӑрушла пулса кайнӑ вӗсем, сӑн-питсем кӗтеҫҫӗ, — ҫынсем юн курасшӑн, вӗсем ҫавна кӗтеҫҫӗ, тавӑрас тесе мар, тахҫанах парӑнтарнӑ тискер кайӑк пек, пӗр курас килнипе анчах.
Страшное своей мертвой неподвижностью, лицо толпы ждет,— она тоже хочет крови и ждет ее, ждет не из мести, а из любопытства, как давно укрощенный зверь.

Кичемлӗх патшалӑхӗ // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 671–683 стр.

Ҫилленсе ҫитнипе чӗтрекенскер, хӑй вӑйне кура ниҫта кайса кӗрейми тунсӑхласа, мӗскӗне юлнӑ пирки асапланнипе сывлӑш ҫавӑрайми пулса, тыткӑна лекнӗ тискер кайӑк пӗр секундлӑха кӗтесре вилнӗ пек лӑпланса тӑрать, ӑссӑрланнӑ куҫсемпе пӑхать, ҫӗлен евӗр хӳрине вӑйсӑррӑн сулкаласа, пӑхать…
Охваченный дрожью возмущения, гневной тоской сильного, задыхаясь в муках унижений, пленный зверь на секунду замирает в углу и безумными глазами смотрит, нервно двигая змеевидным хвостом, смотрит…

Каҫ читлӗхри пек пӑчӑ урамсенче сывлайми пулчӗ; вӑл вилнӗ, тейӗн.
Ночь задохнулась в глубоких клетках улиц, ночь умерла.

Сарӑ шуйттан хули // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 659–670 стр.

Площадьсемпе пӗчӗк садсенче, тусанланнӑ йывӑҫ ҫулҫисем вилнӗ пек ҫакӑнса тӑнӑ ҫӗрте, — хура монументсем ҫӳлелле кармашнӑ.
На площадях и в маленьких скверах, где пыльные листья деревьев мертво висят на ветвях, — возвышаются темные монументы.

Пӑвӑнса вилнӗ пулӑттӑм…
Удавилась бы…

Инкер-синкер // Александр Артемьев. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 191–208 стр.

— Вӑл пулмасан — эпӗ тахҫанах шыва сиксе вилнӗ пулӑттӑм, туршӑн та!
Кабы не он — утопилась бы давно, ей-богу!

Вӑл ташласа ывӑнса ӳкес пулсан, тӳрех ҫав шӗвӗ пылчӑкпа чыхӑнса вилнӗ пулӗччӗ.
Если б она, устав плясать, упала, то легко могла бы захлебнуться жидкой грязью.

Хачӑ юпписем пек урисемпе кичеммӗн акӑлчан утать, — Пепе, ун умӗнче пырса, е вилнӗ ҫынна пытарнӑ чухне юрлакан юрра е пӗр-пӗр урӑхла хурлӑхлӑ юрӑ юрлать:
Скучно, ногами, похожими на ножницы, шагает англичанин, — Пепе впереди его и напевает что-то из заупокойной мессы или печальную песенку:

Итали ҫинчен хунӑ юмахсем // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 166–190 стр.

Святой Яков кварталӗ хӑйӗн фонтанӗпе тивӗҫлипе мухтанать, ун умӗнче, хавассӑн калаҫа-калаҫа, вилӗмсӗр Джованни Боккачио ларма юратнӑ; ӑна аслӑ Сальватор Роза пысӑк пир ҫине пӗрре кӑна мар ӳкерсе илнӗ; Сальватор Роза Томазо Аниелло тусӗ пулнӑ, Томазо Аниеллона чухӑн халӑх Мазаниелло тесе чӗннӗ, вӑл чухӑн халӑхӑн ирӗклӗхӗшӗн кӗрешсе вилнӗ — Мазаниелло та пирӗн кварталта ҫуралнӑ.
Квартал святого Якова справедливо гордится своим фонтаном, у которого любил отдыхать, весело беседуя, бессмертный Джованни Боккачио и который не однажды был написан на больших полотнах великим Сальватором Роза, другом Томазо Аниелло — Мазаниелло, как прозвал его бедный народ, за чью свободу он боролся и погиб, — Мазаниелло родился тоже в нашем квартале.

Амӑшӗ, ывӑлне хура плащӗпе витнӗ те, ӑна сасартӑк чӗринчен ҫӗҫӗпе чикнӗ; ывӑлӗ чӗтренсе илнӗ те ҫавӑнтах вилнӗ — амӑшӗ ывӑлӗн чӗри хӑш вырӑнта тапнине аван пӗлнӗ.
Тогда мать, накрыв сына своим черным плащом, воткнула нож в сердце его, и он, вздрогнув, тотчас умер — ведь она хорошо знала, где бьется сердце сына.

Хӗвелӗн хӗрхӗлтӗм пайӑркисем хула стенисемпе башнисене юн сапнӑ пек хӗретнӗ, чӳречесем чуна ҫӳҫентермелле хӑрушшӑн ҫуталнӑ, пӗтӗм хула аманнӑн-суранланнӑн туйӑннӑ, ун суранӗсенчен юн мар — пурнӑҫ сӗткенӗ сӑрхӑнса юхнӑ; вӑхӑт иртсе пынӑ май хула вилӳт пек хуралнӑ та, ун ҫинчи ҫӑлтӑрсем вилнӗ ҫын пуҫ вӗҫне лартнӑ ҫуртасем пек курӑннӑ.
Багряные лучи солнца обливали стены и башни города кровью, зловеще блестели стекла окон, весь город казался израненным, и через сотни ран лился красный сок жизни; шло время, и вот город стал чернеть, как труп, и, точно погребальные свечи, зажглись над ним звезды.

— Мӗншӗн? — тесе ыйтнӑ пӗрремӗшӗ, леш ӑна вара ҫапла каланӑ: — Халӗ, тӑван ҫӗршывшӑн ҫапӑҫса, таса чунпа вилнӗ хыҫҫӑн, вӑл малтанрах ман чӗрене пӑшӑрхантарни ҫинчен калама пултаратӑп: ҫӑмӑл шухӑшлӑскер, ытла та хаваслӑ пурнӑҫа юрататчӗ ҫавӑн пиркиех, тӑшмана сутӑнса, хулана хирӗҫ тарасран хӑраттӑм; Марианна ывӑлӗ, турӑпа этем тӑшманӗ, пирӗн тӑшмансене пуҫ пулса ертсе пыраканӗ ҫапла тунӑ; ман ылханӑм ун пуҫне пултӑр, ӑна йӑтса ҫӳренӗ хӗрарӑм варне виттӗр!..
— За что? — спросила первая, а та ответила ей: — Теперь, когда он честно погиб, сражаясь за родину, я могу сказать, что он возбуждал у меня страх: легкомысленный, он слишком любил веселую жизнь, и было боязно, что ради этого он изменит городу, как это сделал сын Марианны, враг бога и людей, предводитель наших врагов, будь он проклят, и будь проклято чрево, носившее его!..

— Касса тат… — пӑшӑлтатса калать амӑшӗ; унӑн куҫӗсем хупӑннӑ, питҫӑмартисем шалалла путса кӗнӗ, вилнӗ ҫыннӑнни евӗр, ҫӗр тӗслӗ, кӑвакарнӑ тутисем аран-аран хускалаҫҫӗ:
— Режь… — тихо шепчет мать, — глаза у нее закрыты, лицо опало, оно землисто, как у мертвой, а синие губы едва шевелятся:

Этем ҫурални // Александр Артемьев. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 156–165 стр.

Сухумире ун упӑшки, улма-ҫырла нумай ҫисе, кӳпӗнсе вилнӗ.
В Сухуме у нее помер муж — объелся фруктами.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика