Шырав

Шырав ĕçĕ:

А (тĕпĕ: ) сăмах форми çинчен тĕплĕнрех пăхма пултаратăр.

Пӑртак лӑплансан, Якименко ахальтен каланӑ пек каласа хучӗ: — А санӑн юлташу Днепр шывӗнче путса вилчӗ, вӑл шыва чӑмнине эпӗ кӑшт ҫеҫ курса юлтӑм, — тесе пӗтерчӗ вӑл хӑйӗн сӑмахне, унтан, затвора аллипе тытса пӑхса, сумкинчен обойма туртса кӑларчӗ те ӑна магазин коробкине хучӗ.
Когда немного утихло, Якименко как-то вскользь сообщил: — А твой товарищ утонул в Днепре. Я и недосмотрел, як вин нырнув в воду, — закончил он свою речь и, потрогав рукой затвор, вынув из подсумка обойму, стал деловито заправлять ее в магазинную коробку.

Саккӑрмӗш сыпӑк // Максим Данилов-Чалдун. Островский, Николай Аслексеевич. Хурҫӑ мӗнле хӗрлӗ: [роман] / Н.А. Островский. — Шупашкар: Чӑваш государство издательстви, 1948. — 402 с.

Вӗсем пирӗннисене ҫака-ҫака вӗлереҫҫӗ; а хӑйсене пӗр сивӗ сӑмах чӗнмесӗр ӑсат.
Они наших вешают, а их провожай к своим без грубостей!

А пирӗн кунта пӗр вырӑнтах тапӑртатса тӑмалла пулать.
А нам здесь придется толкаться все на одном месте.

Сӑмахне аран ӑнланмалла: «Пирӗн ялав юнпа сӑрланнӑ, а кусем — пӗтӗм арми ятне яраҫҫӗ. Бандит хӑйӗн айӑпне вилӗмпе тӳлет», — тет.
Его чуть разберешь: «Кровью знамя крашено, а эти — позор всей армии. Бандит смертью платит».

Бредис патне чупса пыратӑп та калатӑп: «Комрота юлташ, суд тутӑр вӗсене трибунал. Мӗн ҫавсен юнӗпе хӑвӑн аллуна варалатӑн? Хулара ҫапӑҫу пӗтмен, а эпир кунта ҫаксемпе аппаланатпӑр», тетӗп.
Подбегаю я к Бредису и говорю: «Товарищ комроты, пущай их трибунал судит. Зачем тебе в их крови руки марать? В городе бой не закончился, а мы тут с этими рассчитываемся».

Поляксем пулӗ тесе шутланӑччӗ эпир, а вӑл йӑлтах урӑхла пулса тухрӗ.
Думали — поляки, а получилось наоборот.

Ун ҫинчен никам та кӗнеке ҫырман, а ҫырма кирлӗччӗ.
Про него вот книжку не пишет никто, а стоило бы.

— Акӑ санӑн чӗлхӳ вӗл-тӗрен пек, а ху эсӗ тӑмпуҫ та тӑмпуҫ, хӑлхусем те сивӗ.
— Вот язык у тебя крапивяной, а сам ты балда балдою, и уши у тебя холодные.

Эпӗ аван ӗҫе тытӑннӑ, санӑн ырламалла, мана пулӑшмалла, а эсӗ ху хирӗлетӗн.
Я за хорошее дело взялся, ты меня поддержать должен, помочь, а ты скандалишь.

Ҫиччӗмӗш сыпӑк // Максим Данилов-Чалдун. Островский, Николай Аслексеевич. Хурҫӑ мӗнле хӗрлӗ: [роман] / Н.А. Островский. — Шупашкар: Чӑваш государство издательстви, 1948. — 402 с.

Эсир акӑ ахӑрса ларатӑр, а хула ҫывӑхӗнче икҫӗр юлташ вилсе выртнине, ӗмӗрлӗхе пӗтнине пӗлместӗр… —
Вот вы ржете, как жеребцы, а того не знаете, что под городом двести товарищей легло, навсегда погибло…

Эхер пирӗн кунтан тухса кайма тивсен, эпӗ, паллах, винтовка тытатӑп та уттаратӑп, а вӑл аннене хӗрхенет.
Ежели нам, скажем, отступать придется, так я, конечно, за винтовку — и пошел, а ей вот мать жалко.

Игнатьева: пурне те театра пухатпӑр та совет влаҫӗ ҫинчен каласа паратпӑр, тет, а манӑн сӑмах каламалла, тет.
Игнатьева говорит: соберем всех в театре и про Советскую власть рассказывать будем, а мне, говорит, речь надо произнести!

— А эсӗ мӗншӗн? — терӗ Черняк Долиннике.
— А ты за что? — обратился к Долиннику Черняк.

Улттӑмӗш сыпӑк // Максим Данилов-Чалдун. Островский, Николай Аслексеевич. Хурҫӑ мӗнле хӗрлӗ: [роман] / Н.А. Островский. — Шупашкар: Чӑваш государство издательстви, 1948. — 402 с.

— А эсӗ мӗн вӗрентсе выртатӑн мана?
— А ты что мне за указчик такой нашелся?

— А куна, — Саломыга хут ҫине пӳрнипе тӗксе кӑтартрӗ, — леш тӗнчене ӑсатас тетӗн пулсассӑн, ҫулне вунулттӑ вырӑнне вунсаккӑр туса ларт та, пулчӗ те.
— А этого, — ткнул Саломыга пальцем на бумаги, — если хочешь, чтобы к ногтю прижали, поставь ему вместо шестнадцати лет восемнадцать.

А эсир, хӗрӗм, кам пулатӑр?
А вы, барышня, чья будете?

Ун пеккисене курсан, манӑн алӑсем кӗҫӗтеҫҫӗ: ялан ҫын ури ҫине пусма пӑхать, мӗншӗн тесен пуян, ӑна тем тусан та юрать; а эпӗ унӑн пуянлӑхӗ ҫине лачлаттарсах суратӑп, пырса тӗкӗнтӗр ҫеҫ, ҫийӗнчех хӑйне кирлине пӗтӗмӗшпех туянӗ.
У меня на таких руки чешутся: норовит на пальцы наступить, потому что богатый и ему все можно, а мне на его богатство плевать; ежели затронет как-нибудь, то сразу и получит все сполна.

Виҫҫӗмӗш сыпӑк // Максим Данилов-Чалдун. Островский, Николай Аслексеевич. Хурҫӑ мӗнле хӗрлӗ: [роман] / Н.А. Островский. — Шупашкар: Чӑваш государство издательстви, 1948. — 402 с.

— А ну, ывӑлӑм, ҫап!
— А ну, сыночек, стукни!

Пирӗн иксӗмӗрӗн, Артём, ҫурт та, пурлӑх та ҫук, пирӗн мӗн пурӗ те пуҫпа алӑ ҫеҫ, ӗмӗрхи пролетарисем эпир, хе-хе, а Захар ҫурмалла уйӑрӑлнӑ, пӗр ури паровоз ҫинче, тепри ялта, — Политовский хӗрнӗ тимӗре хӗскӗчпе тӗккелерӗ те малалла, шухӑша кайса, хуллен хушса хучӗ:
У нас с тобой, Артем, ни кола, ни двора, горб да рука, как говорится — вековая пролетария, хе-хе, а Захар пополам разделился, одна нога на паровозе, другая в деревне, — Политовский потрогал щипцами раскаленный кусок железа и добавил уже серьезно, задумчиво:

«Ну, ну, малалла мӗн пулӗ — курӑпӑр. Забастовка чарӑнчӗ пулин те, вут чӗрӗлсе кайрӗ, ӑна сӳнтересси пулас ҫук, а лешсем виҫҫӗшӗ — маттурсем, чӑн-чӑн пролетарисем», — тесе савӑнӑҫлӑн шухӑшласа, Политовскисем патӗнчен депо еннелле утрӗ матрос.
«Ну, ну, посмотрим, что дальше будет. Забастовка хотя и сорвалась, под страхом расстрела рабочие хотя и работают, но огонь загорелся, его уже не потушишь, а те трое — молодцы, это пролетарии», — с восхищением думал матрос, шагая от Политовских к депо.

Страницăсем:

Чӑваш чӗлхи корпусӗ

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Меню

Статистика