Шырав

Ксени

— Кунтисем-и? — ыйтрӗ Ксени тепӗр хут, ӑшӗ вӑркама пуҫланине туйса.
— Местный? — переспросила Ксения, чувствуя сосущую пустоту в груди.

Ҫак хыпарпа интересленме ӑна мӗн хистенине Ксени хӑй те пӗлмерӗ.
Ксения сама не знала, что ее заставило поинтересоваться новостью.

Ксени халӗ Коробина кунта хӑйӗн нимӗнле ӗҫ те ҫуккине кӑтартса пама тӑрӑшни усӑсӑр пулнине ӑнланчӗ.
Ксения понимала, что разубеждать сейчас Коровина бессмысленно и бесполезно.

— Коробин сӗтел хушшинчен тухрӗ те, Ксени умӗнче ҫап-ҫут тасатнӑ аттисене чӗриклеттерсе, пӗрре атӑ кӗлли, тепре атӑ пуҫӗ ҫине пускаласа тӑчӗ.
— Коробин вышел из-за стола и, стоя перед Ксенией, чуть покачивался с пятки на носок, поскрипывая ярко начищенными сапогами.

Секретарь аллинче хаҫат кӑпӑртатса илчӗ, Ксени хӑлхисемпе пит ҫӑмартисем ирӗксӗрех пӗҫерсе кайнине туйрӗ.
В руках секретаря зашелестела газета, и Ксения почувствовала, как уши и щеки ее стали наливаться предательским теплом.

Коробин ун аллипе тытса чӑмӑртарӗ, Ксени алӑк патне ҫитеспе вӑл ӑна каллех чӗнчӗ:
Коробин пожал ей руку, и, когда Ксения была уже у двери, он снова окликнул ее:

Анчах ун иккӗленчӗк шухӑшӗсем пирки Коробин: ку ӗҫе тытӑнма аптраса тӑрать, пӗлмест, пултараймасть, тесе шутласран хӑраса, Ксени чӗнмерӗ.
Но, боясь, что ее сомнения будут истолкованы Коробиным как некое проявление малодушия и беспомощности, Ксения промолчала.

Ксени секретарь хушнине тӑваймасран хӑраман, вӑл хӑйне ҫавнашкал ҫӑмӑл мар ӗҫ шанса панишӗн савӑннӑ та темелле, анчах ун хӑйне канӑҫ паман, иккӗлентерекен шухӑшӗсене каласа парас, колхоза кайнӑ чухне ӑшӗ вырттӑр тесе, мӗнле те пулин ҫирӗп шухӑш патне пырас килнӗ.
Ксения не боялась не справиться с тем, что поручал ей секретарь, скорее она даже гордилась: ей доверяют такое, и общем, нелегкое дело, но хотелось поделиться сомнениями, которые тревожили со, утвердиться в чем-то, чтобы охать и колхоз со спокойной душой.

— Эсир хӑвӑр кайса килсен, лайӑхрах мар-и унта, Сергей Яковлевич? — ыйтрӗ Ксени.
— А не лучше ли вам самому туда съездить, Сергей Яковлевич? — спросила Ксения.

— Эпӗ килӗшетӗп сирӗнпе, — Ксени, кӑштах лӑпланса, каллех креслӑ ҫине ларчӗ.
— Я согласна с вами, — Ксения немного успокоилась и опять села в кресло.

— Ҫук, ҫук, Сергей Яковлевич! — терӗ Ксени тепӗр хут хӗрӳленсе.
— Нет, нет, Сергей Яковлевич! — с горячей настойчивостью повторила Ксения.

— Ҫапла, анчах ун пек пулсан, Лузгиншӑн нимӗнле партиллӗ контроль те ҫук-ҫке-ха! — хирӗҫлерӗ Ксени.
— Да, но ведь если так, то, значит, над ним нет никакого партийного контроля! — возразила Ксения.

Нумай работниксем ҫакӑн пек хытӑ та хупӑнчӑк пуҫлӑхсене сивленине, вӗсене «сухари» тесе чӗннине Ксени пӗлнӗ, анчах вӗсен шухӑшӗпе килӗшмен.
Ксения знала, что многие работники осуждали такую черствость и замкнутость в руководителях, звали их «сухарями», но она не разделяла эти взгляды.

Вӑл питӗ таса хырӑннӑ, пит ҫӑмартийӗсем кӗрен тӗслӗн ҫуталаҫҫӗ, одеколон сапнӑ, ахаль чухне шанмасӑр пӑхакан чакӑр куҫсем паян Ксени ҫине ырӑ кӑмӑллӑн та хаваслӑн пӑхаҫҫӗ.
Он был тщательно, до розового лоска на щеках, выбрит, влажно чернели его коротко остриженные волосы, серые глаза, обычно полные недоверчивой пристальности, сегодня смотрели на Ксению добродушно и даже весело.

«Ну вӑт, иртсе каяймарӑм! — кӳренчӗклӗн шухӑшларӗ Ксени.
«Ну вот, не сумела проскочить! — досадливо подумала Ксения.

Иккӗмӗш хутӑн пушӑ та ҫутӑ коридорӗнче Ксени чарӑнчӗ: телефонсем тӗрлӗ саслӑн шӑнкӑртаттараҫҫӗ, машинисткӑ пӗр чарӑнмасӑр шакӑртаттарать, пӳлӗмсенче тавлашнӑ сасӑсем кӗрлеҫҫӗ.
В пустом и светлом коридоре второго этажа Ксения остановилась: трезвонили на разные голоса телефоны, как заведенная строчила машинистка, гудели за стеной спорящие голоса.

Ксени, пӗр самантлӑха площадьре чарӑнса, ялав ҫине, йӑлтӑртатса тӑракан чӳречесем ҫине, утса пыракан Ленинӑн райком умӗнчи пекех пысӑк мар скульптури ҫине савӑнса пӑхса тӑчӗ.
И Ксения на минуту задержалась на площади, любуясь и флагом, и слепящими окнами, и небольшой, но приметной скульптурой Ленина перед райкомом.