Шырав

Володя

Володя

Володя аяларахри урама анчӗ — вӗсен шкулӗ ту ҫинче ларнӑ, шкул картишӗ те терраса пек пулнӑ — «по долинам и по взгорьям», тесе шӳтленӗ ачасем, ҫӳлти картишпе аялти хушшинче вӑрҫӑлла вылянӑ чух.
Володя спустился улицей ниже — школа находилась на горе, и даже двор ее был расположен террасами — «по долинам и по взгорьям», как шутили ребята, играя в войну между верхними и нижними дворами.

Халӗ Володя, пулса-иртни ҫинчен шухӑшласа, ерипен урам тӑрӑх пырать.
И теперь Володя тихо шел по улице, обдумывая все, что произошло.

— Дубининӑн мӗн ӗҫ унта? — тарӑхса кайрӗ Володя.
— А при чем тут Дубинин? — возмутился Володя.

Володя та ыттисем ҫине пӑхса пӗрӗхтерсе кулса ячӗ.
Володя тоже фыркал вместе со всеми, захваченный общим настроением.

Ӗҫ савӑнӑҫлӑ пынине кура, Володя хӗпӗртесе кайрӗ.
И Володя обрадовался, чувствуя, что дело принимает превеселый оборот.

Ачасем ҫӗнӗ учителе вӑрттӑн «лутрашка» тесе витлессине Володя малтанах сисет, анчах хӑй ҫакӑнта хутшӑнма пултарайман, ҫавӑнпа та пулӗ, Ефим Леонтьевича вӑл курайми пулчӗ.
И, предчувствуя, что нового учителя будут исподтишка поддразнивать «коротышкой», а он сам участвовать в этом не сможет, Володя ощутил какую-то неприязнь к Ефиму Леонтьевичу.

Каҫхине ашшӗ тинӗс ҫинчен таврӑнсан, мӗнле пулса иртнине, Володя мӗнле тухса, мӗнле сӑмах панине, вожатӑй мӗн каланине, мӗнле те пулин айӑп пулман-и тесе, тӗпӗ-йӗрӗпе ыйтса пӗлчӗ.
А отец вечером, вернувшись с моря, долго и подробно расспрашивал, как все было: и как Володя вышел, и как произнес он обещание, и что сказал вожатый, и не было ли каких замечаний.

Шкулта тӗкӗр пулман, ҫавӑнпа Володя киле таврӑннӑ чух, хӑйне курас тесе, темиҫе хут кантӑк витӗр те пӑхса илчӗ, анчах тӗксӗм кантӑкра мӗлки ҫеҫ курӑннӑ, галстук та тӗсне ҫухатнӑ, ялкӑшни те палӑрман.
В школе не было зеркала, и потому Володя по дороге домой несколько раз заглядывал в окна, чтобы увидеть свое отражение, но в темных стеклах отражался лишь силуэт его, гасли краски, потухал огонь галстука.

Тепӗр кунне Володя килте чи чаплӑ ҫын пулнӑ.
А на другой день Володя был главным человеком в доме.

Тӳррипе каласан, ку каҫ ашшӗне политика тӗлӗшпе мар, строй тӗлӗшпе заняти тума тиврӗ, мӗншӗн тесен Володя калас сӑмахне пӑхмасӑрах калама пӗлнӗ.
Вообще на долю отца — так как Володя знал обещание уже назубок — выпали в тот вечер занятия главным образом по строевой части, а не по политической.

Пионер галстукне ахаль мар пытарчӗ Володя.
Володя пионерский галстук прятал не просто так.

Шкул алӑкӗнчен Володя нихҫан та кунашкал кичем тухман.
Никогда еще Володя не выходил из дверей школы в таком дурном настроении.

Володя шкул картишӗнчен урама тухсан, каялла пӑхса илчӗ те мӑйӗ ҫинчен хӗрлӗ галстукне салтрӗ, чӗркесе кӗсйине пытарчӗ.
Выйдя со школьного двора на улицу, Володя огляделся, снял с себя красный пионерский галстук, свернул его и спрятал в карман.

— Эсӗ мӗн ытла ир тумланма шут тытнӑ? — ыйтрӗ вӑл, Володя тумланма хатӗрленнӗскер ҫывӑрса кайнӑ пулӗ тесе.
— Ты что это так рано одеваться вздумал? — спросил он, решив, должно быть, что Володя начал уже вставать и заснул на полдороге.